Пилюля
Шрифт:
Минут десять обсуждается гастрономическое разнообразие армянской и украинской кухонь.
Затем постепенно разговор переходит на женщин.
Попандопуло рассказывает:
– Все беды от вина. Вот полгода назад был дома в отпуске. Родня решила меня познакомить с хорошей девушкой. Пришли к ней домой. За стол меня усадили, а сами с её родителями пошли погулять. "Пусть молодые спокойно познакомятся." Спокойно, как же. Приходит Она. Такая вся страшненькая. Я аж онемел. Тогда она, глядя на мой неначатый стакан чая спрашивает: "А может сто грамм". Я киваю. Выпил, думаю, а подруга то ничего, понимает. Разговорились. Я ещё соточку. Смотрю, не такая уж она и страшная. Потом ещё соточку, и танцевать. Обниматься начали.
– А я из-за любовницы чуть в лифте не погиб, – хлопая Стёпу по спине говорит Алёша.
– Вот тут поподробнее, – оживился Колобок.
– Дело это в Харькове было. Я прямо с дежурства, не переодеваясь рванул к подруге, чтобы не опоздать. Только мы с Марусей на кровать залезли. Муж её вернулся. Командировку отменили. Хорошо ключ в двери был. Я успел со второго этажа выпрыгнуть, а подруга одежду и ботинки выкинула. Но, почему-то ремня не было. А у меня штаны казённые широкие, спадают. Снял я на улице толстую бельевую верёвку. Два оборота пропустил вокруг себя через шлёвки, а клубок оставшейся верёвки в карман запихнул. Захожу в гостинице в лифт с девушкой, и не заметил, как клубок у лифта выпал. Поехали на последний этаж. меня к двери прижало и колбасит. Штаны трещат, но не рвутся. Девушка не растерялась остановила лифт. Нас потом из отжатого лифта за руки доставали.
Это прям история Толи Кожемякина.
Степан уточняет:
– Ну, а со спасительницей подружился?
– Не успел. Она в Вильнюс улетела вечером.
Тут Колобок вставил свои две копейки:
– У нас во дворе жил директор вагоностроительного завода. Половина Мытищ у него работала.
Врёт и не краснеет. Уметь надо.
Васечка, вдохновлённый вниманием слушателей продолжает:
– У директорского сына был мяч футбольный. Кожаный. Гоняли во дворе в футбол и на дерево мяч запулили. Между веток застрял. Тут это чадо берёт камень с крупное яблоко. Прицеливается, и бросает. А тут папина Эмка из-за угла дома выруливает. И камушек в аккурат в лобовое стекло. Папаша потом мяч проткнул ножом, и на помойку выкинул. Пацаны кожу зашили, камеру заклеили. Всё лето в футбол этим мячом играл с ребятами, пока не в армию не призвали.
– А у меня в армии случай удивительный был, – принимает эстафету Попандопуло, – Мы комкора нашего Карпезо только что похоронили. Тут из штаба армии генерал приехал, говорит откапывайте. Думаю, тронулся мужик, такое в начале войны часто бывало. Откопали. Доктор трубочку свою достал, послушал и как заорёт: "Санитары – носилки". Оказалось, что живого закопали.
– Повезло мужику…
– От тож.
Ночь. Чувствую себя чужаком в этом мире. Внутри меня постоянно идёт борьба. Глаза не могут привыкнуть к картине удручающей бедности. Уши в ужасе от скрипов кроватной сетки и от хрипов местного радио называемых песнями. Тело страдает от лютого холода. Обоняние содрогается от постоянных запахов перегара и махорки. Чтение газет вводит в ступор. В команде я чувствую себя инородным телом, которое терпят потому, что так сказали сверху. И весь этот ужасный ужас стирается когда вспоминаю взгляд одной настырной девушки.
Она вновь улыбается мне сквозь сон. А её губы шепчут: "До завтра."
21 января 1950 года.
Сегодня после утренней тренировки меня попросила задержаться строго одетая немолодая женщина.
– Нина Ильинична Нисс-Гольдманн, художница.
– Юрий Жаров, спортсмен клуба ВВС.
– представляюсь я в ответ.
– Понимаете, Юрий, жители дома люди творческие. А дети доставляют беспокойство. Им энергию некуда девать. Конечно решают этот вопрос кто как
– Да, пожалуйста. Пусть в 6-00 выходят на пробежку или через полчаса в зале ждут.
Тут в окне я заметил подошедшего к подъезду мужчину. Тот посмотрев по сторонам и наверх, смачно так плюнул куда-то. Затем открыл дверь и увидел нас в фойе.
Женщина кивнула ему и поспешила меня представить:
– Это Юрий Жаров, спортивный тренер.
– Григорий Михайлович, – представился чуть притормозив пожилой дядечка, снимая меховой берет.
– Юрий, Вы видели картину "Побег Керенского"? – спросила меня дама едва лысеватый художник отошёл, – Её даже в школьные учебники поместили… Ну, что ж, Юрий, всего доброго. Я оповещу всех заинтересованных. Ждите завтра утром пополнение…
Выйдя из подъезда, заметил, как на праздничном плакате с лица Сталина стекает жёлто-зелёная сопля.
Днём я, вместо похода ко врачу на стадион "Динамо", отправился в знакомый мне госпиталь. Разулыбавшаяся Пилюлька, выслушав, отвела меня к Борису Моисеевичу. Тот, по традиции поправив галстук, осмотрел меня, и сделал запись в карточке. Потом у выхода я спросил Аню:
– Сходим куда-нибудь. В кино например.
– Конечно, заходи за мной через пару часов. Я у Михаил Петровича отпрошусь и причёску сделаю, – разрумянившись, чуть не подпрыгивая, говорит любительница прокатиться с ветерком…
Глава 5
"Кино в руках советской власти представляет огромную, неоценимую силу. Обладая исключительными возможностями духовного воздействия на массы, кино помогает рабочему классу и его партии воспитывать трудящихся в духе социализма, организовывать массы на борьбу за социализм, подымать их культуру и политическую боеспособность. "
Ополоснувшись из тазика в ржавой ванне на первом этаже, я прочухал мимо тёти Клавы, самозабвенно певшей вместе с радио "Каким ты был – таким остался". В своей комнате подошёл к окну. Снежинки за стеклом плавно спускались с тёмно-серого неба. За пару минут моих наблюдений за ледяными кристаллами по улице проехали две машины. Старая гремучая на ухабах "Полуторка" и "Победа" с шашечками. Такси наверное к Художникам вызвали.
Невидимый дворник где-то скрёб снег с тротуара. Потемневшие от времени фасады не освежила даже "праздничная" побелка. Снег закрывал землю вокруг домов белым одеялом, а на крыши надел пушистые шапки, которые кое-где уже начали сбрасывать вниз предупреждая прохожих криками: "Поберегись!". Никаких ярких вывесок и реклам. По-сестрински скромные "Булочная" и "Кефирная". Ароматный тёплый хлеб привозили два раза в день с ближайшего хлебозавода. Кефир же разливали в стаканы для употребления на месте или на вынос в свою тару. К югу в сторону Нижней Масловки находились магазины "Продукты" и "Вино-Водка" (почему не Вино-Воды не понятно). Насчёт водки же после долгих дебатов был выработан консенсус: в нашей комнате по праздникам по 100 грамм на рот и хорош.
Отвернувшись от созерцания окрестностей, увидел Колобка, доставшего из кастрюли горячую картошку, которую он как клоун начал ловко перебрасывать из руки в руку. Тот, посмотрев на мои отутюженные брюки, заметил:
– Ты давай поторапливайся. А то билеты разберут…
Я, быстро глянув на свои немецкие Selza KM, понял, что это тот редкий случай когда к васиным словам нужно прислушаться.
Пролетел мимо вахты под звуки утёсовского "Парохода". Начальница дверного проёма наслаждалась поющей тарелкой, но не подпевала. Видимо, тональность не та.