Пионовый фонарь

Энтё Санъютэй

– Ничего, - сказал Камэдзо.
– У нас тоже есть кое-что в запасе. Пусть-ка попробует с мечом против мушкета... Мы засядем где-нибудь возле Дзюрогаминэ.

Господин Гэн спрячется под каменным мостом через поток, а мы укроемся в роще.

Как только Коскэ перейдет мост, я суну ему под Нос дуло мушкета. Он, конечно, подастся назад, а господин Гэн выскочит и ударит его мечом в спину... Возьмем его в ножницы. Все будет в порядка. Он не сможет ни бежать, ни отступить...

– Смотрите же, держаться дружно, - сказал Гэндзиро.

После этого Камэдзо притащил откуда-то три мушкета и ушел к дому Городзабуро на разведку, а остальные затаились у Дзюрогаминэ и стали ждать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Между

тем Аикава Коскэ сидел на постоялом дворе "Сумия" и ждал, когда колокол ударит пятую стражу. "Наверное, теперь уже скоро", подумал он и стал собираться. Шнурами от мечей он подвязал рукава, утопил защелки на эфесах, сунул за пояс слева меч мастера Тосиро Ёсимицу, подаренный тестем, а справа - меч мастера Тэнсё Сукэсады, завещанный Иидзимой Хэйдзаэмоном, вышел со двора, пересек мост и подкрался к забору. Калитка оказалась приоткрыта! "Это матушка открыла..." - подумал он и пробрался в сад. Вот и пристройка, о которой говорила мать. Он приблизился к щитам, закрывавшим веранду, и прислушался. В доме было тихо, только слышался храп прислуги. Со стороны моста доносился плеск воды. Неужели все спят? Коскэ прислушался снова и на этот раз услыхал тихий голос, произносивший молитвословие. "Кто бы это мог молиться?" - удивился он и слегка отодвинул щиты. На веранде сидела его мать О-Риэ.

Перебирая в руках четки, она читала молитвы. Коскэ смутился.

– Матушка, - тихо позвал он.
– Я, кажется, ошибся, здесь ваша спальня?

– Ты не ошибся, - ровным голосом ответила О-Риэ.
– Но О-Куни и Гэндзиро давно уже бежали. Я помогла им.

– Вы помогли им бежать?
– ошеломленно проговорил Коскэ.

О-Риэ сказала:

– Да, я встретила тебя после девятнадцатилетней разлуки и на радостях пообещала тебе помочь наказать О-Куни и Гэндзиро... Так могла поступить только опрометчивая женщина. По дороге сюда я все время думала о том, что предаю память своего второго мужа. Хозяин этого дома, Городзабуро, с тринадцати лет кормит меня и дает мне кров, он мне тоже как родной сын... А ты, Коскэ, ведь ты сын Курокавы, человека, с которым я разошлась, мы с тобой не родные, потому я и помогла им бежать. Я это сделала, и иначе сделать я не могла. Убей меня, Коскэ, как родственницу твоих врагов, беги за ними в погоню, настигни и казни своей рукой, без помощи со стороны...

Коскэ поднялся на веранду...

– Не говорите, что мы с вами не родные, матушка, - жалобно сказал он. Что с того, что вам пришлось покинуть отца и меня, когда мне было четыре года?

Ведь он был пьяным буяном, он мучил вас, и я вас нисколько не осуждаю... Пусть порвались семейные узы, кровные-то узы порваться не могут, вы все равно остались для меня настоящей матерью. Сколько я себя помню, я все время думал о вас, живы ли вы, здоровы ли... Когда я встретился с вами, то подумал, что это боги вознаградили меня за мою веру... А когда вы сказали, что поможете мне наказать О-Куни и Гэндзиро, радости моей и благодарности не было предела. И что же, теперь вы говорите мне, что нет между нами уз родства, что эти узы связывают вас только с детьми вашего второго мужа... Где же ваше сердце, матушка? Как могли вы отвернуться от меня? И если вы так думали всегда, то почему не открылись мне еще в Эдо? Ведь я бы понял вас... Я сам искал бы своих врагов, я буду искать их, переберу весь свет по травинке, но найду и казню их... Но как мне быть теперь? Вы предупредили их, они изменят свой облик...

Если я не настигну их, то не смогу восстановить род господина... Пусть расторгнуты узы семьи, но ведь нельзя расторгнуть узы крови! Пусть вы расторгли и узы крови, но как это жестоко, как могли вы так поступить?..

Забывшись от обиды, Коскэ положил руки на колени матери и затряс ее. О-Риэ была спокойна и холодна.

– Ты недаром служил в доме самурая, -

произнесла она.
– Ты говоришь, как благородный человек... Ты прав, даже когда расторгаются семейные узы, остаются еще узы крови. Я не помогла тебе казнить твоих врагов, и род твоего господина ты не восстановишь... Но я искуплю свою вину!

С этими словами она быстрым движением выхватила из-под одежды кинжал и вонзила себе в горло. Коскэ в ужасе схватил ее за руки.

– Что вы делаете, матушка?
– закричал он.
– Зачем вы убили себя? Матушка!

Матушка!

О-Риэ была мужественной женщиной. Она выдернула кинжал из раны и прикрыла ладонью хлынувшую кровь. Дыхание ее прерывалось, лицо стало серым. Жизнь покидала ее.

– Коскэ...
– пробормотала она.
– Коскэ... Это выше разума... Хотя узы крови остаются, даже когда нет семейных уз... Я еще раньше решила помочь им бежать и затем убить себя... Помнишь, в Эдо... когда Хакуодо смотрел на меня... Он сказал, что видит на лице моем тень смерти... Он знает свое дело, теперь я поняла смысл этих слов... Разве не злой рок преследует меня?.. Моя приемная дочь убила твоего господина... Я умираю... Сейчас я перестану дышать, и меня не станет. Ты так и считай, что с тобой говорит привидение... Нет у меня долга перед Городзабуро... Слушай... Я научу тебя, по какой дороге сбежали О-Куни и Гэндзиро... Слушай...

С этими словами она сжала руку Коскэ и притянула к себе. "Злосчастная судьба!.." - вырвалось у него во весь голос. Этот вопль достиг ушей Городзабуро, он встревожился и прибежал в пристройку посмотреть, что случилось. Раздвинув сёдзи и взглянув, он, простая честная душа, кинулся к матери.

– Матушка!
– вскричал он.
– Матушка!.. Ну вот, я же говорил! Коскэ-сан, позвольте, я представлюсь вам позже... Впрочем, я - старший брат О-Куни...

Матушка, с тринадцати лет вы холили и нежили меня... Мне и лавку-то только ради вас отдали... Неужто надо было так блюсти долг чести перед этой мерзавкой?.. Зачем вы убили себя?

Услыхав его голос, О-Риэ вперила в лицо Городзабуро пристальный взгляд и, мучительно переводя дыхание, прохрипела:

– Ты с детства был... честным человеком... Городзабуро... А вот О-Куни была не такая... Но я дала ей бежать... ради памяти покойного мужа... и тем нарушила свой долг перед Коскэ... хоть он со мной одна кровь... Не будет восстановлен род его господина... человека, что был его благодетелем... Вот почему я убила себя. Не будь на меня в обиде, Городзабуро... я скажу ему, по какой дороге бежали О-Куни и Гэндзиро...

– Ну при чем здесь моя обида...
– всхлипывая, проговорил Городзабуро. Я и сам скажу ему, а то вам трудно... Слушайте, господин Коскэ! За Уцуномией есть храм Дзикодзи. Если пройти его и свернуть направо, будет гора Яхата, потом сопка Дзюрогаминэ, а оттуда прямая дорога на Кануму. По ней и ступайте.

Женские ноги, наверное, не успели уйти далеко. Поспешите, срубите головы О-Куни и Гэндзиро и принесите их матушке, пока она не скончалась, пока видят ее глаза! Торопитесь!

Коскэ, плача, произнес:

– Ты слышишь, матушка? Городзабуро объяснил мне, по какой дороге бегут О-Куни и Гэндзиро... Пока они не ушли далеко, я поспешу им вслед, срублю головы и покажу вам!

О-Риэ уже едва слышала его.

– Смелые слова...
– пробормотала она.
– Накажи врагов, восстанови род господина, и ты станешь настоящим человеком... Городзабуро! У Коскэ нет ни братьев, ни сестер... Ты тоже один как перст... Враги врагами... а вам надлежит стать отныне братьями... Помогайте друг другу и старайтесь для спасения души моей...
– Она взяла их руки и привлекла к себе. Они склонились над нею. Голос ее становился все глуше. Протянув Коскэ окровавленный кинжал, она из последних сил проговорила: - Иди... Иди скорее...