Пираты с озера Меларен
Шрифт:
Бартолин в ярости повернулся к нему.
— Заткнись, тебе говорят, старый козел, думаешь, я не знаю, отчего ты за нее заступаешься. Она твой клочок земли обрабатывает.
— Я плачу ей честно заработанными деньгами, — взвыл обиженный резчик тоненьким голоском.
— А я? — проревел разгневанный Бартолин.
— Ты? — пропищал Петрус. — Ты платишь деньгами, которые выманил у других.
Еще несколько женщин с кувшинами и ведрами пошли к колодцу, они оборачивались на ссорившихся, не сбавляя шага, только ребятишки выстроились
Бартолин с угрозой приблизился к Петрусу, сидевшему на соломенном стуле, но старик был не из тех, кого можно легко заставить закрыть рот, когда он вошел в раж.
— А что, если у охотника тоже есть деньги? — спросил он с невинным видом.
— Ни черта у него нет. Кроме вшей.
— А вдруг все-таки есть? — возразил старик подозрительно елейным тоном.
Бартолин удивился, этого он никак не мог подумать.
— Нет у него ничего, — проворчал он.
Петрус осклабился.
Юанна все не появлялась.
— Что это она не возвращается? — с досадой спросил Бартолин.
— А чего ей спешить? Может, они на бережку ловушки ставят, — предположил, злорадно улыбаясь, старик. — Или его деньги считают.
Он потер свою впалую грудь.
И вдруг издалека донеслись крики работавших в поле мужиков. Силас первый услышал эти крики, Бартолин с Петрусом тоже услыхали и уставились друг на друга. Ребятишки вытаращили глаза.
— Что это? Что там стряслось?
Силас, сидя на дереве, видел, как мужики спешат домой, собираясь в кучки на дороге, как от них отделились двое, один побежал к деревне, другой на выгон, где паслись коровы. Не успел он добежать до стада, как Хромой Годик подал свистком сигнал. Скотина забегала, и Силас понял, что Годик проворно пустил в ход рогатку.
Через минуту мирно пасущееся стадо превратилось в бешеное скопище, несущееся по дороге к дому.
Мальчишка-подросток, которого послали упредить народ, еще на расстоянии стал кричать:
— Иду-у-т! Они иду-т!
Женщины и дети столпились под деревом, на котором сидел Силас.
— Что он говорит? Что это он сказал? — спросил старый резчик, приставя руку к уху и повернув его в сторону крика.
Ответа не последовало. Бартолин, растолкав женщин, тяжело потрусил в сторону колодца.
Новость о приближающейся опасности облетела все дома, и всяк, кто мог двигаться, выбежал на улицу.
— Они идут! И…дут! — неслось отовсюду.
— Кто идет?
— Идут, идут!
— Наши мужики?
— Грабители!
— А как же наши коровы?
— Идут! Идут!
«Грабители? — подумал Силас. — Тут что-то не так, что они еще выдумали?» Ведь грабитель-то был один, он сам.
— О, господи, — стонали женщины, ломая руки и пытаясь загнать ребятишек в дома. Но все было напрасно, казалось, дома снова выталкивали их
— Где ребятишки? — первым делом спросила Юанна, когда она, шурша юбками и выплескивая на себя воду, вернулась вместе с Бартолином.
— Где мои дети? Ты позаботился о них?
— Так ведь я не могу быть в двух местах разом, — оправдывался Бартолин, но увидев, что возле Петруса стоят две маленькие дочки Юанны, смущенно опустил голову.
На другой стороне улицы показался Эммануель, встревоженный громкими криками. Он не успел как следует одеться и на ходу пытался запихнуть рубаху в брюки, спрашивая, что приключилось.
— Они едут! — заорал торговец у него над ухом.
— Я так и знал, что они заявятся. — Эммануель так и не успел привести себя в порядок и стоял, растерянно разводя руками, на ступеньке крыльца в длинной ночной рубахе, словно какой-то пророк.
Силас видел, как он махал руками, как шевелился его рот, но слов его никто разобрать не мог, они тонули в ужасном гаме.
И тут коровы Хромого Годика хлынули потоком на деревенскую улицу, растекаясь между домами и сметая все на своем пути. Так скотина еще никогда не возвращалась домой. Обычно смирные, животные неслись, подгоняемые кнутом, выкатив ошалело глаза и задрав хвосты тугим крючком, а позади стада на них напирал пастух, подпрыгивая и покачиваясь, одержимый одной мыслью — вовремя поспеть домой. Дети и женщины бросились врассыпную, торговца, плавно размахивающего, как пророк, руками, затолкали обратно в дом Эммануеля, а собаки со всей деревни бросились сюда с оглушительным лаем.
Силас смотрел сверху на всю эту суматоху с предчувствием худого. Стало быть, разбойники в самом деле были, речь шла не только о нем. Он осторожно привстал и ужом пополз выше, подстрекаемый любопытством.
Вернувшиеся с поля мужики начали под руководством Эммануеля таскать тяжелые предметы к началу улицы. Все, что было под рукой: тележки, плуги, длинные шесты, целая коллекция тачек, грязных, замызганных коровьим навозом, — все это нагромоздили в беспорядке поперек дороги.
Женщины и подростки пытались отловить между домами своих коров, которые совершенно ошалели от такого грубого обращения, и успокоить их было нелегко.
Глаза Силаса различили впереди на дороге какие-то две большие темные точки, двигавшиеся с одинаковой скоростью. Это были повозки, он был уверен, но не обычные крестьянские повозки. Сощурившись, он уставился на дорогу. Он все смотрел и смотрел, не веря своим глазам, не замечая, что у него от удивления даже рот приоткрылся. В конце концов он начал смеяться. Ему пришлось сильно прижаться животом к ветке, чтобы не расхохотаться вслух.
Крестьяне, стоявшие внизу, под ним, теперь тоже слышали мерный стук колес, они прекратили суетиться и стояли будто парализованные, не двигаясь. Мужики заняли оборону в канавах, вырытых по обе стороны баррикады, тараща глаза на дорогу и выставив вперед вилы и рогатины.