Пираты с озера Меларен
Шрифт:
— А что вы станете делать, если он умер?
Мужики насупились. Эта мысль их не обрадовала. Возле Эммануеля стояла Анина и в изумлении смотрела на сына.
— Посадите его плыть в дырявую плоскодонку? — продолжал Силас, не дождавшись ответа.
Голос его звучал жестко, обличающе.
— Враки, — проворчал Эммануель.
— А после продадите всех лошадей из его конюшни этому поганому торговцу, который ни за что ни про что нахально хлещет кнутом проезжих?
Силас повернулся к торговцу, у которого на лице с нафабренными усами проступила бледность.
—
— Как же тогда я оказался у берега, далеко отсюда, и кругом плескалась вода?
Анина в ужасе схватилась руками за голову.
— Ах ты, чертов щенок, да я тебя!
— Стой где стоишь, — отрезал Силас, когда Эммануель бросился было к нему, — а не то справедливость и в тебя швырнет какую-нибудь посудину, будь уверен. И на этот раз это верно будет что-нибудь потяжелее, чем фляга.
Это было сказано так внушительно и таинственно, что Эммануель сразу представил себе черные чугунные горшки и прочие тяжелые предметы, летящие ему в голову, и остановился. Но тут на него набросилась с кулаками Анина. Она готова была убить человека, собиравшегося сгубить ее сына. Силас никогда не видел свою мать в таком исступлении. Теперь этот добрый человек получил по заслугам.
Силас торжествовал, но вдруг что-то заставило его насторожиться. Сквозь шум и крики своей матери он расслышал слабый царапающий стук черепиц и понял, что Хромой Годик покидает свой наблюдательный пост. Силас, обрадованный, что больше не надо ждать, не мешкая направил коня на растерявшихся крестьян, которые шарахнулись в стороны, уступая всаднику дорогу.
Силас уже пустил было коня рысью, чтобы с чистой совестью покинуть эту деревню навсегда, но вдруг за поворотом увидел, что возле последних домов улица загорожена. Пока народ шумел у дома Эммануеля, незаметно подъехала жена рыбака и поставила свою телегу с лошадью поперек улицы так, что всаднику было никак не проехать.
Маленькая коротконогая коняга рыбака, словно понимая, чего от нее хотят, вцепилась в косяк двери, а хозяйка встала позади телеги, чтобы не дать Силасу ускользнуть, и он оказался запертым в сравнительно небольшом пространстве между вонючей телегой рыбака и толпой деревенских жителей.
Вид у жены рыбака был далеко не приветливый. На облучке сидела Мария, съежившись и вцепившись в вожжи, как ей было велено. Впрочем, она могла бы этого не делать. Силас был уверен, что это совершенно напрасно. Он понял нрав этой клячи. Она ни за что не отпустит дверной косяк, покуда не изгрызет его.
Старая карга была вне себя от радости. Теперь-то он попался, на этот раз ему не ускользнуть.
Увидев, что рукава ее платья были закатаны выше локтей, Силас поежился, и по спине у него побежали мурашки. «Нет, уж лучше пускай кляча укусит меня за ляжку», — подумал он, направляя вороного прямо на лошадь.
— Ну ты, дохлая кляча, — пробормотал он, подъехав.
Лошадь неутомимо грызла дерево желтыми, выдающимися вперед зубами, косясь на Силаса одним глазом. Видно, она решила изгрызть как можно больше
Силас не знал точно, чей это дом, но искренне желал, чтобы это был дом Пепе.
Позади него стояли, выжидая, крестьяне. Ситуация пока еще была неясна, но новые события явно назревали.
— Почему вы его не хватаете? Какого черта вы ждете? — нетерпеливо заорала рыбачка.
Силас слышал, что они приближаются неуверенным шагом. Ни один из них не осмеливался подойти первым, они сгрудились в кучу и явно не торопились, а может быть выжидали, что найдется смельчак доброволец.
Силас ласково уговаривал рыбацкую коротконожку подвинуться немножко. Это была единственная возможность проскочить, но маленькая коняга продолжала свою работу по дереву, будто ничего не слышала.
— Кончай дурака валять! — решительно потребовал Силас.
Лошадь лишь глянула на него сквозь нависшую на глаза гриву.
— После опять будешь грызть, — пообещал он.
Лошадь приподняла губы, обнажив оскал зубов, словно улыбаясь, поглядела на него одним глазом сквозь упавшую на морду гриву и отгрызла еще одну длинную щепку от уже порядком обезображенного дверного косяка. Казалось, ей это было необходимо.
Силас невольно почувствовал определенную симпатию к этой скотине, хотя она делала его положение затруднительным и опасным. Но ведь он справлялся с настоящими, большими лошадьми, неужто не совладает с этой маленькой упрямицей?
Он осторожно вытащил из-под рубашки флейту и направил ее на голову лошади. Сейчас он заставит ее услышать такое, чего она не слыхивала за всю свою жизнь. Да, но ведь и вороной…
Краем глаза он увидел, что при первых самых обыкновенных звуках флейты рыбачка начала трястись и плеваться. Может, ей просто не нравилась такая музыка, но может, она считала, что он напугал своей игрой безглазую Марию, когда та доила козу. Видно она думала, что он будет играть так же, как тогда. Но крестьяне, стоявшие позади него, еще не были знакомы с его флейтой, они замерли, услыхав странные звуки, и, слегка повернув назад голову, Силас увидел, что они застыли на месте.
Странные звуки потекли из-под его пальцев. Они предназначались для упрямой лошади, но кажется, больше действовали на вороного, которого он с усилием удерживал возле стены дома, чтобы проскочить вперед, как только лошадь рыбака подвинется или хотя бы отпустит косяк.
Женщина, стоявшая у телеги, крикнула мужчинам, чтобы они поторапливались. Но они не двигались с места, не понимая, в чем дело.
— Сама поторапливайся, — крикнули ей из толпы.
Силас заиграл еще громче, вороной затанцевал, рыбачка отпустила телегу и кинулась к толпе, чтобы объяснить хорошенько, что надо делать. И в тот же миг лошаденка перестала грызть косяк, но вовсе не для того, чтобы посторониться. Ей понадобилось разглядеть поближе, что такое Силас держит в руках. Мария почувствовала, что лошадь начала двигаться, в страхе дернула вожжи, но коняга и не подумала слушаться.