Пираты Тагоры
Шрифт:
– Такой способ выбрал бы Оллу Фешт.
– Я предвидел, что вы так скажете, господин профессор. – Птицелов откинулся на спинку сиденья, прищурился. – Мы должны были позволять Фешту перехватывать инициативу. Этот эксперимент с иномирянином зашел слишком далеко.
– Мы не можем допустить противостояния Отдела «М» и «Массаракша-2» в сложившихся условиях, друг мой. Война ведомства по контакту с ведомством по контролю – недопустимая роскошь перед лицом вторжения извне. Но Фешт, по моему мнению, стал представлять угрозу всему нашему делу.
– Вы собираетесь поговорить
– Фешт не подчиняется Страннику. Фешта курирует госбезопасность. Спроси у него сам, друг мой. Если Странник посчитает нужным, он уладит любую проблему. Даже с госбезопасностью.
– Спасибо за совет, господин профессор. Я так и поступлю.
Лимузин выехал на центральный проспект. В преддверии праздника горожане украшали дома знаменами, транспарантами и гирляндами цветов. Рабочие поднимали на покрытую пятнами от кислотных дождей стену Центрального Универмага портреты героев демократической Революции: Алу Зефа, Тика Феску и Мака Сима. Грязевик, вмешавшийся в историю Мира, выглядел очень естественно. Как родной, массаракш, он смотрелся по соседству с бородатыми подпольщиками, диссидентами и воспитуемыми! Завтра ошалевшая от радости и гордости за Отечество толпа заполонит проспект. Люди будут отдавать честь гигантскому портрету, кричать «Ура!» и «Да здравствуют герои Революции!», не подозревая, какая правда скрывается за кулисами действа.
А знал ли Алу Зеф, что рядом с его рыжим хайлом, которое плоть от плоти этого мира, – светленькое свеженькое личико пришельца из Массаракша? Знал ли Тик Феску, покалеченный в охранке, что его словно обточенная напильником физиономия в профиль будет соседствовать с анфасом кровожадного грязевика– мутанта, убийцы, возмутителя спокойствия?..
Очевидно. Более чем очевидно.
Власти Свободного Отечества пошли на сговор с грязевиками!
Мир рушился, точно ветхий сарай под напором урагана. Рушился и проваливался в Массаракш.
Мир был втянут в войну, которая не менее страшна, чем ядерная. И Мир пока в неведении…
Как будто своих бед не хватало!..
Лимузин остановился возле высоких железных ворот. Профессор Поррумоварруи выбрался наружу, переговорил с солдатом в форме внутренних войск. Тот сбегал в караулку, позвонил кому следует. Створки ворот медленно поползли в разные стороны.
Профессор уселся обратно. Лимузин выкатил на бетонную дорожку, по обе стороны которой гудел листвой запущенный сад. Над верхушками деревьев, над крышами желтых и белых домов, в которых жили, не имея права выйти в город, научные сотрудники, возвышался стеклянный параллелепипед штаб-квартиры Департамента Специальных Исследований.
Странник на портрете был молод лицом. Без морщин и мешков под глазами, с зачесанной остатками седоватых волос лысиной. Странник на портрете был весел и раскован. Пиджак снят, переброшен через плечо, верхние две пуговицы на сорочке расстегнуты. Жмурясь от предвкушения, Странник на портрете собирался отведать яблоко, которое было почему-то оплетено орбитами электронов. Надпись на раме гласила: «Дорогому шефу на День Рождения от сотрудников Лаборатории экспериментальной физики».
Оригинал
Странник не молод, но и не стар, потерт жизнью. Странник не весел, но и не угрюм, он устал, и это видно с первого взгляда. Не раскован, но и не зажат, хотя мундир государственного советника высшего ранга чопорно застегнут до подбородка. Исчезли волосы, которыми раньше можно было зачесать лысину: голову его, самое давнее – этим утром, обработала бритва умелого цирюльника.
Птицелов и Поррумоварруи пили чай из стаканов в подстаканниках. Странник так и сказал: «Пить до дна», словно речь шла о рюмке краснухи. Но чай был вкусным, да. Наверняка в него добавляли особые пандейские травы, которые успокаивали и тонизировали.
– Я видел ментограммы. Хорошая работа, Поррумоварруи, хвалю.
Птицелов отметил, что Странник называет начальника Отдела «М» по имени, чего практически никто не делал, боясь перековеркать или запнуться. Все обращались к Поррумоварруи «господин профессор».
– Спасибо, Странник. – Рука Поррумоварруи дрогнула, и он едва не опрокинул стакан себе на колени. – Я осознаю свою ответственность за побег иномирянина. Я готов понести наказание.
Странник устало взмахнул рукой, точно муху хотел прогнать со столешницы.
– Потом, – бросил он. – Вы не были готовы к контакту с подобной формой жизни.
Птицелов прокашлялся. Заговорил осторожно:
– Завтра на улицы выйдет более двух миллионов человек. Этот паразит способен заразить уйму народу. Так и произойдет, если мы сейчас же не предпримем особые меры…
Глава ДСИ снова «согнал муху» со стола. Его зеленые глаза были спокойны, как южное море в штиль.
– Не приходило ли вам в голову, Птицелов, что вы захватили и доставили в Столицу это насекомое не просто так?
– Я не совсем понимаю… – Птицелов напрягся; ему показалось, что Странник собирается поддержать обвинения Фешта.
– Ну, не вы поймали это существо, а его вам подсунули, – со вздохом проговорил начальник ДСИ и принялся с отрешенным видом перекладывать какие-то документы из стопки в стопку.
Птицелов опешил. Под таким ракурсом на события с участием мокрицы он не смотрел. И не думал даже… А ведь его из Комитета поздравляли за проявленное мужество! Только он так и не понял, кто именно поздравлял…
– Массаракш, – смог лишь пробормотать Птицелов.
– Вы недооцениваете этих насекомых. – Странник поднял какой-то документ, поднес к носу, просмотрел, прищурившись, затем положил на место. – В каком-то смысле они оказались умнее вас.
Поррумоварруи хлопнул себя по лбу.
– Вам обоим известно, – продолжал тем временем Странник, – что Мир служит объектом внимания и исследования нескольких иномировых рас. Если грязевикам известно о нашем обществе практически все, могут ли не быть осведомленными и эти насекомые-паразиты?