Пираты Венеры
Шрифт:
Рев басто смешался с рыком тарбана в ужасающей какофонии звериной ярости, от которой, казалось, дрожал весь лес.
Огромный бык неистово вертелся и пытался вонзить рога в хищника на его спине. Тарбан яростно наносил удар за ударом по морде басто, разрывая шкуру и мясо до костей. Его коготь вырвал глаз соперника.
Басто, голова которого превратилась в кровавую массу, неожиданно с почти кошачьей ловкостью опрокинулся на спину, пытаясь придавать своего мучителя; но тарбан успел отскочить в сторону и, едва бык поднялся
На этот раз басто, развернувшись с невероятной скоростью, поймал тарбана на рога и подбросил высоко в воздух.
Огромный хищник пролетел всего в нескольких футах от нас с Дуарой; размахивая лапами и рыча, он свалился вниз.
Словно огромный кот, тарбан упал на четыре лапы. Басто с вытянутым хвостом уже нагнул голову, чтобы поднять его на рога и еще раз подбросить. Тарбан упал прямо на могучие рога, но когда басто мотнул мощной шеей еще раз, тарбан не полетел вверх. Он вцепился когтями и клыками в голову и шею своего противника, раздирая горло и спину басто, пока тот пытался стряхнуть его с себя. Ужасными ударами когтей тарбан буквально рвал басто в клочья.
Израненный зверь превратился в кровавое мессиво. Полностью ослепленный, он кружился в причудливом и бессмысленном танце смерти. Ревущая Немезида висела на нем, нанося раны в бешеном слепом гневе, и ужасный рык смешивался с предсмертными стонами раненого быка.
Вдруг басто остановился, ноги широко разъехались. Некоторое время он стоял, слабо шатаясь. Кровь лилась из шеи таким потоком, что я понял — у него разорвана яремная вена. Конец близился, и я удивлялся, с каким невероятным упорством зверь цепляется за жизнь.
Тарбану тоже нельзя позавидовать. Он был проткнут рогами, и кровь из ран смешивалась с кровью басто. Шансы остаться в живых у него почти столь же малы, как и у быка, уже, видимо, мертвого, хотя еще стоящего на ногах.
Но откуда я мог знать о невероятной жизнеспособности могучих созданий!
Внезапно тряхнув головой, бык напрягся, затем опустил рога и слепо бросился вперед, со всей силой и страстью жажды жизни.
Это была короткая атака. Рога с силой ударили в ствол дерева, на котором мы притаились. Ветка, за которую мы держались, дернулась и закачалась так, словно налетел ураган. Нас с Дуарой буквально скинуло с нее.
Тщетно пытаясь уцепиться за что-нибудь, мы свалились прямо на тарбана и басто. Я испугался за Дуару, но боятся было нечего. Ни один из борцов не бросился на нас — они даже не пошевелились. Несколько конвульсивных судорог были последними признаками жизни. Так их смерть спасла нас от гибели.
Тарбан оказался зажат меж стволом дерева и массивным лбом быка. Ударом он был смят в лепешку. Басто умер, отомстив тарбану.
Мы свалились на землю рядом с телами титанов и теперь, целые и невредимые, вскочили на ноги. Дуара была бледна и дрожала, но все-таки храбро улыбнулась мне.
—
— Камлот говорил, что нет ничего вкуснее мяса басто, зажаренного на костре.
— Вот и чудесно. Я уже глотаю слюнки.
— Я тоже, но без ножа мы ничего не сделаем. Посмотри-ка на его толстую шкуру.
Дуара удрученно поглядела.
— Бывает же так, чтобы людям постоянно не везло! Но ничего. Возьми свое оружие, и, возможно, мы найдем что-нибудь, чтобы разрезать быка на части или приготовить целиком.
— Подожди! — воскликнул я, развязав мешочек, висевший у меня через плечо на прочной веревке. — Я сохранил камень с заостренным краем, которым делал лук и стрелы. Теперь он пригодится нам.
Работа оказалась тяжелой, но я успешно справился с ней. Пока разделывал тушу, Дуара собрала гнилушки и дрова.
Она удивила нас обоих, добыв огонь, чем была очень довольна и горда. За всю свою жизнь ей, изнеженной, никогда ничего не приходилось делать по хозяйству. Так что даже такое маленькое достижение наполнило ее радостью.
Обед был незабываемым, прямо-таки историческим, эпохальным. Он ознаменовал становление первобытного человека, его выход из состояния дочеловеческого существования. Человек добыл огонь, сделал оружие, убил более сильного, чем он, зверя, первый раз в жизни ел приготовленную на огне пищу. И мне хотелось продолжить метафору чуть дальше и думать о помощнице во всех свершениях как о своей подруге. Я вздохнул, представив себе то счастье, которое мы могли бы испытать, если бы Дуара ответила на мою любовь.
— В чем дело? — осведомилась Дуара. — Почему ты вздыхаешь?
— Вздыхаю, потому что не настоящий первобытный человек, а лишь его слабое подобие.
— Почему ты хочешь быть первобытным человеком? — поинтересовалась она.
— Потому что первобытный человек не ограничен никакими дурацкими условностями. Если он хочет женщину, а она не хочет его, хватает ее за волосы и тащит на свое ложе. Все делается очень просто.
— Хорошо, что я не живу в то время, — заметила Дуара, — не хотела бы, чтобы меня тащили за волосы на ложе. Если кто-нибудь попытается это сделать, я убью его.
Прошло несколько дней скитаний по лесу. Мы безнадежно заблудились, и хотелось поскорее выбраться из мрачного леса. Он действовал на нервы. Мне удавалось убивать мелких животных при помощи лука и стрел, здесь было изобилие плодов и орехов, полно воды. Что касается еды, то мы жили как короли. Нам везло и еще в одном отношении: мы больше не сталкивались с крупными животными. К счастью, не встречались и хищники, обитающие на деревьях. В этом отношении нам тоже везло, поскольку в лесах Амтора много ужасных существ, охотящихся на деревьях.