Писатель: Назад в СССР
Шрифт:
— Ой, ты вернулся?! — воскликнула Надя, ничуть не смутившись. — А мы уже начали беспокоиться за тебя…
— И тебе — здрасте! — буркнул я. — Ты что, решила держать свой гардероб у меня?
— Ой, прости! Понимаешь… — понурилась она, — так получилось, что мне негде жить…
— Тебя выселили из общежития?
— Да… — еле слышно проговорила она.
— Ладно, — вздохнул я. — Разберемся, расскажешь.
— Спасибо! — воскликнула родственница и кинулась меня обнимать — еле отбился. — Мы ждем тебя на кухне!
И усвистала, оставив меня в раздумьях. Выгнать я ее не мог, непорядочно это, и вообще так не принято.
Конечно, меня не могло не смущать то, что теперь придется делить свое обиталище с девушкой. Формально Надя Федорова была мне родней, но в реальности — холостой, совершеннолетней и довольно симпатичной незнакомкой, не связанной со мной кровными узами. Не то чтобы меня волновала моральная сторона вопроса, нет, скорее, куда более приземленные обстоятельства — родственницу придется прописывать, пусть и временно! Не нацелилась ли Надежда Васильевна на мою свободу вместе с жилплощадью?
И где она, спрашивается, была во времена моей первой молодости? Я понял, что еще немного и начну Наденьку подозревать черти в чем. Это на меня влияет вся эта история с актрисой, которую чуть было не изнасиловал дружок мужа, причем — в присутствии последнего, а также — схватка с хулиганами, которых этот муж подослал. Ну нельзя же теперь во всех видеть злоумышленников! В конце концов, что я знаю о родственнице? Я ведь даже не поговорил с нею и ничего толком не знаю об ее жизни. Тоже мне — писатель, инженер человеческих душ… Надо будет покумекать с кузиной.
Я взял белье и полотенце, и нырнул в ванную. Потом оделся в домашнее и на кухне появился почти при полном параде. Там уже были все мои соседи, включая новоявленную родственницу. Нельзя было не заметить, что ее присутствие преобразило и Марианну Максимовну, и Савелия Викторовича. Ну, последнего понять можно. Все-таки Наденька — привлекательная девушка, тут уже просто на инстинктах хотя бы причешешься, но Юрьева-то почему расцвела? Может, студентка из Куйбышева пробудила ее невостребованный материнский инстинкт? Я был бы не против, ибо как-то не готов брать на себя ответственность за другого человека.
Впрочем, в этот вечер я не отягощал себя серьезными рассуждениями. Телепнев опять угостил общество наливочкой, девочки приготовили отличное фрикасе с рисом, да еще — пирог с капустой. Мне стало даже немного неудобно, что я ничего не принес к столу, кроме собственных стесанных кулаков. Завтра обязательно куплю продукты. Тем более, что на мне теперь еще и Наденька. Вряд ли у нее хорошо с финансами. Эх, придется не тянуть с устройством на новую работу. Полученные на заводе червонцы тают, как сливочное масло на сковородке. А ведь мне еще с Ларисой за распечатку рассчитываться.
Нет, тут уж не до каникул.
Чтобы уйти от житейских мыслей, я рассказал всем о том, что был на пробах на киностудии. Мой рассказ произвел фурор в нашей милой компании. Пришлось даже изобразить революционного матроса, как он толкает речь на митинге —
В комнате Телепнева мне приходилось бывать редко. Там было тесновато, да и сосед в принципе не любил принимать гостей там, где спал. Для жителя коммуналки — это необычный пунктик. Тем ценнее оказалось сегодняшнее приглашение. В знак особого расположения Савелий Викторович предложил мне свое любимое кресло. Отказаться было нельзя. Я уселся, оглядывая комнату. Кроме кровати, стола, стульев и кресла, здесь было очень много книг и журналов. Сосед увлекался научно-популярной литературой.
На досуге он любил порассуждать о теории относительности, атомной энергии, фотосинтезе, эволюции, инопланетных цивилизациях и прочих вещах, не имевших никакого отношения к его скромной должности диспетчера на автобазе отношения, но очень его занимавших. Правда, сегодня разговор у нас зашел не о космосе и динозаврах. Телепнев, как и я, понимал, что у нас появилась новая соседка, с которой придется делить одно жизненное пространство невесть сколько времени, но не решался заговорить об этом.
Пришлось мне.
— Надю придется прописать, — начал я сходу.
— Думаю, на этот счет у нас разногласий не будет, — отмахнулся он. — Тем более, вы уж простите, на вашей же площади… Меня другое смущает…
— Вы чувствуете к ней интерес? — напрямик спросил я.
Он вздохнул и грустно покивал головой.
— Смешно в моем возрасте, я понимаю…
— Да нет, Савелий Викторович! — обрадованно воскликнул я. — Разница в возрасте, конечно, есть, но ничего смешного я в этом не вижу…
— А как же быть с Марианной Максимовной? — спросил он.
— Вы же ее не обнадеживали, надеюсь?
— Нет, но…
Я с трудом сдержал улыбку. До появления фильма «Покровские ворота» оставалось еще лет шесть, поэтому сосед мой не мог знать, что диалог наш напоминает разговор Костика Ромина и Льва Евгеньевича Хоботова. Однако Телепнев уловил в моих глазах, как ему почудилось, насмешку в свой адрес, и потому насупился.
— Не сердитесь, Савелий Викторович, — поспешно проговорил я. — Вспомнилась всякая ерунда… Дерзайте. И ни на кого не оглядывайтесь.
— Вы полагаете, Тёма?
— Уверен!
— Спасибо! — с явным облегчением выдохнул тот. — А то ведь я думал…
Он замялся.
— Что вы думали? — спросил я. — Ну, смелее, Савелий Викторович!
— Ну-у… Вы молоды, а девушка хорошенькая…
— Забудьте! — отмахнулся я. — Юные девицы не в моем вкусе… Мне нравятся женщины постарше, — Это было не совсем так, но я решил поддержать человека. — И потом, мы же родственники с Надей, пусть и не кровные.
— Простите…
На этом наш разговор и закончился. Телепневу завтра было на работу, и мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я совершил вечерние гигиенические процедуры, на этот раз заметив новую зубную щетку, мыло, какие-то бутылочки и баночки — прежде их не было. Я не знал, когда Наденька Федорова вернулась в нашу квартиру — вчера или сегодня — но она, видимо, нисколько не сомневалась в том, что ее примут. Ладно — я, но и мои соседи — тоже. Весьма, однако, самоуверенная девица.