Писатель: Назад в СССР
Шрифт:
За дверью опять тянулся коридор,тоже со множеством дверей. Здесь были кабинеты главного редактора и его заместителей, ответственного секретаря, отделы прозы, поэзии, литературной критики и публицистики, корректорская и отдел технических редакторов, а также — партийной и профсоюзной организаций, здесь кипела жизнь, то и дело хлопали двери, беспрестанно стучали пишущие машинки, сновали туда-сюда разные литературные сотрудники и специалисты по работе с письмами читателей, слонялись авторы.
Некоторых я сразу узнал — это были знаменитые на всю страну,
Я направился к секретарю. Его, вернее — ее, звали Зинаида. В 1975 она была еще молода и хороша собой. У нас с ней кое-что было, в первой моей молодости, но сейчас Зиночка посмотрела на меня, как на пустое место, и вернулась к своей пишущей машинке.
Я настойчиво кашлянул и вынул из кармана записку главного редактора и плитку шоколада «Золотой ярлык», который секретарша Мизина очень любила. Он ее и погубил, вернее — погубит много лет спустя. Увидев знакомую обертку, Зиночка мгновенно сменила равнодушие на радушие.
— Мерси, — пробормотала она. — Чем могу помочь?
— Я на работу пришел устраиваться, — улыбнувшись, я развернул записку и протянул ей.
Девушка пробежала текст глазами и воскликнула:
— Что же вы сразу не сказали?! Простите, как ваше имя?
— Краснов, Артемий Трифонович, — отрекомендовался я. — Для вас просто — Тёма!
— Тёма, — обратилась она ко мне, понизив голос почти до шепота. — Я сейчас напечатаю приказ, Станислав Мелентьевич его завизирует, и вы направитесь в отдел кадров.
— Спасибо!
Я сгреб ее наманикюренную лапку и поцеловал. Она чуть залилась краской. И тут же, вставив в каретку машинки чистый лист, забарабанила по клавишам.
— Подождите минутку, — сказала она, закончив печатать, после чего встала и упорхнула за солидную, обитую кожей дверь.
Не успел я усесться на один из стульев для посетителей, как Зиночка снова появилась в приемной.
— Артемий Трифонович, — сказала она официальным тоном, — товарищ главный редактор просит вас зайти.
— Что-нибудь случилось? — прищурился я.
Понизив голос, секретарша отчетливо проартикулировла:
— Он все подписал, но просил заглянуть.
И я вошел в кабинет Мизина, где мне все тоже было знакомо до последней трещинки. Станислав Мелентьевич поднялся мне навстречу. Пожал руку и предложил сесть в кожаное кресло для посетителей. После извлек из минибара, встроенного в книжный шкаф, бутылочку коньяка, пару рюмок и блюдце с лимоном. Разлил коньячок и предложил мне. Я не стал отказываться. Мы чокнулись, выпили, закусили лимончиком.
— Не ожидал, что вас так быстро отпустят с предыдущей работы, — произнес главред.
— Не сочли нужным препятствовать творческому работнику.
— Вы уже причисляете себя к когорте творческих людей? — вскинул на меня бровь литератор.
— У меня пока мало трудов, но очень скоро я это исправлю.
— Вы на редкость скромны… э-э… — он заглянул в бумажку, — Артемий Трифонович…
— Дело не в скромности, — сказал я, — просто так случилось, что мне приоткрыты некоторые тайны.
— Я уже убедился в этом, — кивнул Станислав Мелентьевич, подливая мне еще коньячок. — Надеюсь, о том, о чем мы говорили во время нашей первой встречи, вы, исключительно из скромности, молчите?..
— На этот счет можете не беспокоиться, Станислав Мелентьевич, — проговорил я. — Однако мне хотелось бы быть вам полезным.
— В качестве литсотрудника?..
— Не только, но и лично вам!
— Любопытно… — пробормотал он. — Каким же образом?
— Хочу вас кое от чего предостеречь.
— Так-с. От чего же?
— Через неделю Валериан Ребров принесет вам свою новую рукопись.
— Откуда вы знаете это? — удивился Мизин. — Вы с ним знакомы?
— Не слишком близко, — уклончиво ответил я.
— Ну принесет рукопись, и что?
Конечно, всё это казалось ему ерундой, не стоящей выеденного яйца, и слушал он меня вполуха. Однако мне было важно, чтобы он поверил.
— Вы поставите ее в номер, не читая, — продолжал я. — Более того — вы попросите цензора завизировать разрешение на публикацию, ссылаясь на то, что автор рукописи ваш старый фронтовой товарищ, преданный делу партии человек. Цензор ее подмахнет, потому что вы обещали путевку в Пицунду его больной жене. Публикация повести «Большие пожары» обернется скандалом. Вас вызовут в отдел печати ЦК, устроят выволочку. Хорошо хоть не снимут, но строгача влепят.
Главный редактор «Грядущего века» сначала слушал меня с ухмылкой, но вскоре улыбка сползла с его лица.
— Ну, допустим, болтун Ребров проговорился вам насчет своей рукописи, — проговорил он, — хотя утверждал, что о ней не знает ни одна живая душа, но откуда вам известно, что цензор попросил меня достать путевку для своей жены?..
— Это такая уж страшная тайна? — ухмыльнулся я.
Мизин покраснел, потом побледнел.
— Мы с ним говорили об этом всего полчаса назад!
— А я ведь еще во время нашей первой встречи говорил вам, Станислав Мелентьевич, что мы можем оказаться друг другу полезны.
Глава 14
— Я не знаю, кто вы, молодой человек, ваши анкетные данные мне ничего не говорят, не знаю — какую игру вы затеяли, — задумчиво проговорил главред, — но если вы так глубоко осведомлены в некоторых делах, то скажу вам прямо… Я возьму вас на работу. Не примите это за слабость, что я поддался на шантаж. У нас хоть и госучреждение, а законы в этой всей писательской кухне, как на загнивающем Западе. Иногда и по головам приходится идти. Одному не выжить… Если вы действительно окажетесь мне полезны, то, возможно, далеко пойдете.