Писец. История одного туриста
Шрифт:
Нечистоты вываливались прямиком на улицу и чудесные запахи с непривычки удушали.
Если я старался обходить навозные кучи, то лондонцы этим не утруждались.
Кареты на любой вкус – простенькие и шикарные, большие и поменьше проносились с бешеной скоростью – приходилось даже уворачиваться, иначе пришлось бы валяться в навозе и хрипеть в беспомощности.
Со мной здоровались многие прохожие люди, причём, делали это с особенной и нарочитой учтивостью, а я тут же подозревал в них долбаных клиентов Сэндлера.
В
И у христианских церквей, и у синагоги, как муравьи, роились нищие и разные английские оборванцы. Они требовали милостыню и я дал им пару-тройку звонких монет.
Голодранцев было такое количество, что приходилось применять силу и пробивать себе путь.
Некоторые знатные христианские прихожане использовали для этого шпаги в ножнах – они били ими нищих как палкой, а так как у меня шпаги не было, и быть не могло, потому что евреям шпага не полагалась, то в какой-то момент попрошайки так озлобили меня своим наглым поведением, что я принялся пинать их ногами – ноги евреям иметь не запрещалось.
Какая-то беззубая грязная старуха жестом пожелала мне смерти на колу, а жена Сэндлера отвесила доброй, но пожилой уже женщине оплеуху, да такую, что если бы у бабки оставались ещё какие-нибудь зубы, то они вылетели бы со свистом. Вероятно, беззубость старухи была следствием её дурного характера.
Такие диковинные нравы и образы удивили меня в тот день, но я, конечно же, не подавал вида.
03
Как сейчас помню, евреи молились на первом этаже большого здания в Сити, недалеко от Тауэра.
Мы разделились – жена с дочкой пошла в женскую молельню, я с сыном Сэндлера – в мужскую.
Я повторял за другими евреями всё то, что делали они, и провёл время с удовольствием – других развлечений я тогда себе ещё не нашёл.
После службы какой-то незнакомец сунул мне в руку записку и скрылся в толпе. Секретность тут же заинтриговала меня.
Но в то же время я опасался, что разгадка тайны может погубить мою миссию и меня вместе с ней. Не прошло и недели, как я поселился в доме Сэндлера, а уже появились какие-то секреты и загадки! Я начинал волноваться – полагаю, вы меня понимаете.
Я отошел в сторону и прочитал записку. А в ней аккуратными каракулями были выведены слова: «Сегодня в полночь».
Я выругался, потому что нехорошее предчувствие овладело мной в одно мгновение, но делать было нечего – в ожидании полуночи я провёл остаток дня.
Жена и дети скрылись на втором этаже, чтобы отойти, наконец, ко сну, а я сидел на кухне, смотрел в окно и томился беспокойным ожиданием.
В окне были видны силуэты редких прохожих и карет, а потом пришла тишина.
В дверь постучали, а я
– Мистер Сэндлер, откройте, это я, – сказал кто-то там.
– Я никого не жду, – сказал я и заволновался ещё сильнее.
– Бросьте валять дурака! Открывайте!
Я открыл-таки долбаную дверь, а в дом влетел мужчина, и тоже со шпагой на на своём поясе, как и предыдущий клиент Сэндлера. Одет он тоже был как аристократ, и был, пожалуй, постарше Сэндлера на пару-тройку десятилетий.
– Что за шутки, Джон? Вас ведь предупредили!
– Простите, я уснул.
– Сейчас придут остальные. Закройте окно!
Я закрыл окно деревянными ставнями.
– Ваши спят?
– Да.
– Прекрасно.
Мы сели, а незнакомец зажёг ещё пару-тройку свечей к тем, что уже горели.
– Я понимаю, Джон, что Вы экономный человек. Это похвально. Но зажигайте больше свечей – нельзя жить во тьме!
А Сэндлер был экономнее, чем думал тот джентльмен, скажу я вам. Но об этом знали лишь сам ростовщик, его семья и Якоб Гроот.
Потом пришли ещё двое ночных посетителей – один молодой и тоже со шпагой, другой постарше, но в одежде священника.
Все гости сели за стол и говорили вполголоса, а я почувствовал себя вовлечённым в какое-то серьёзное и опасное дело – хотелось бежать.
– Господа, мы собрались, чтобы обсудить наши дела в Йорке. Меня беспокоят обыски у наших братьев, – сказал первый гость, – Аббат Николсон только что вернулся из Йорка.
Он указал в сторону священника.
– Да, Карл ищет повода разделаться с нами. И ему это удастся, если мы не усилим наши позиции в Лондоне.
– Этот долбаный ублюдок ещё ответит нам за Кромвеля! – сказал самый молодой гость.
Двое старших переглянулись, а я подумал, что участие в таких посиделках может закончиться виселицей.
– У Вас есть предложения? Если так, то выкладывайте, – сказал первый гость человеку в сутане.
– Есть мыслишки. Полагаю, нужно продвинуть наших людей в правительство, – ответил тот. – Если мистер Сэндлер вновь будет любезен и выделит нам некоторую сумму, то мы запустим Честертона через Милфорда – тот не боится брать.
Я смотрел, слушал и молчал.
– Почему Вы молчите, Джон? Я Вас не узнаю, – сказал первый гость.
– О какой сумме идёт речь? – спросил я.
– О каких-то двухстах фунтов. Это немного, если учесть, что на кону не только судьба Англии, но и наши жизни, – сказал аббат.
– Вы согласны, мистер Сэндлер? – спросил первый гость.
– Да. Но…
– Отлично. Когда мы победим, Англия будет чествовать Вас как героя. Даже несмотря на то, что Вы – иудей. Аббат Николсон заедет к Вам завтра. Уйдём по одному.
Гости ушли, а я остался под сильным впечатлением от увиденного и услышанного.