Письма 1842-1845 годов

Гоголь Николай Васильевич

Отвечаю на ваше письмо сейчас же. Я именно ожидал его и потому не писал к вам. В Ницу я приехал благополучно, даже более чем благополучно, ибо случившиеся на дороге задержки и кое-какие неприятности были необходимы душе моей, как всё, что ни случается со мною, необходимо всегда моей душе. Ница — рай, солнце как масло ложится на всем, мотыльки, мухи в огромном количестве и воздух летний. Спокойствие совершенное; несмотря на множество домов, назначенных для иностранцев, с трудом встретишь где-нибудь одного или двух англичан, и никого более.

Жизнь дешевле, чем где-либо, особенно дешевизна припасов. Ветров и не дует других, кроме южного, другим некуда просунуть носа, потому что горы стали подковою. Я вспомнил при первом взгляде на всё это об Рейтерне, которому передайте при этом душевный поклон и скажите, что если придет ему в мысль перебраться на житье в Италию со всем семейством и прожить дешевле, нежели в Германии, то для этого следует выбрать Ницу. А уже чем подарит его солнце — так этого и рассказать нельзя! За два часа до захожденья оно начинает творить чудеса, превращая горы то в те, то в другие цвета. Но изумительнее всего делает оно штуки с ближними горами, то есть зелеными. [зелеными горами] Эти зеленые горы делаются [эти горы дел<аются>]

пунцовыми. До сих пор не было ни одного дурного дня, жарко [и днем жарко] даже ходить на солнце, так что я выбираю дорогу в тени. Говорят, что как зимою бывает тепло, так летом прохладно и приятно.

Александра Осиповна здесь. Сологубы тоже здесь. Граф<иня> Вьельгорская тоже здесь, с сыном и с меньшою дочерью. Все кланяются вам и многие будут писать. Есть еще какие-то русские, но люди больные и потому невидимы. Никого нет из тех, которые приезжают повеселиться, потому что общений для них не обретается в Нице, то есть ни балов, ни тому подобных соединений. Я продолжаю работать, то есть набрасывать на бумагу хаос, из которого должно произойти создание Мертвых душ. Труд и терпение, и даже приневоливание себя, награждают [Переделано из: награждаются] меня [Далее начато: Открыва<ются>] много. Такие открываются тайны, которых не слышала дотоле душа. И многое в мире становится после этого труда ясно. Поупражняясь хотя немного в науке создания, становишься в несколько крат доступнее к прозренью великих тайн божьего создания. И видишь, что, чем дальше уйдет и углубится во что-либо человек, кончит всё тем же: одною полною и благодарною молитвою. Но я знаю, что вы сами пребываете в таком же состоянии за Одиссеею, [В подлиннике: за Одисею] а потому прошу только бога — да ничем не останавливается дело и да пребывает он с вами неотлучно. А где пребывает бог, там ничто не продолжается в равной силе, но идет вперед и стремится или переходит из лучшего в лучшее.

Передайте мой самый искренний и самый душевный поклон сожительнице и обнимите маленькую душку. Можете адресовать мне для большей исправности на имя здешнего банкира Авикдора, Place Victor (piazza Vittorio). Впрочем, его знает вся Ница. Или же адресуйте на имя Александры Осиповны, place de la Croix de Marbre, в доме Gilli. Затем прощайте, душа моя, обнимаю вас и мыслями и чувствами моими.

Ваш Гоголь.

Не сердитесь за неразборчивое письмо, спешил написать скорее, а перо попалось скверное.

На обороте: `a Son Excellence Monsieur M-r B. de Joukowsky.

`a Dusseldorf (en Prusse).

НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ

<1837–1843.>

Нельзя ли отправить это письмецо к Розенштрему <?> [Далее было: вместе с деньгами] с тем, чтобы оно было включено в пакет [Далее было: к Валент<ини>] вместе с векселем к Валентини. [Далее начато: Да я и забыл]

П. И. РАЕВСКОЙ

<1842–1843.>

До меня дошли слухи, что вы желали бы иметь письмо от меня. Но что интересного может для вас заключиться в письме моем? Не смешно ли вам будет встретить в нем какие-нибудь обыкновенные светские комплименты или, что всего пошлее, выражение благодарности за всё то, что вы сделали для сестры моей? Что благодарность моя сильна, вы это верно знаете, да и нельзя ей не быть сильной. Сестру мою я пристроил к вам, зная, что она не будет счастлива дома вследствие многих причин. Душа ее не лишена прекрасных движений и доброты, но какое-то упорное свойство отчасти сильного характера грозило ей многими несчастиями. Для умирения душевного ей просто нужно было безмятежную противоположность, и эту безмятежную противоположность нашла она в вашем доме, в семействе добрых, светлых душ. Год, проведенный с вами, послужил ей лучше всяких теорий и правил, какие бы она могла начитать в книгах или выслушать из уст красноречивейшего наставника. Теперь, находясь дома, она уже менее несчастлива, чем бы была прежде. В минуты скорбные она прибегает к воспоминанию о вас, и в сем воспоминании о вас уже заключился для нее твердый вожатый в жизни. Разлученная с вами, она теперь узнала более цену вам, и любит вас сильно, что показывают ее письма. А что любишь, тому невольно стараешься уподобиться, и потому немудрено, что она становится лучше и лучше. Итак, вы видите сами, что благодарность моя вам не может не быть сильною и глубокою. Но это вы, верно, очень хорошо знаете, так же как знаете и то, что я не могу вас не уважать и не любить душевно. О чем же может быть к вам письмо мое? Признаюсь вам, я пишу теперь редко, и пишу только тогда, когда я имею в ком сильную [душевную] нужду или чувствую, что кто-нибудь имеет во мне сильную нужду, словом, когда какой-нибудь предстоит подвиг в деле или в могущественном слове; в котором проливается утешение. Но как ни рассмотрю я вас, вижу только, что вы не можете иметь во мне никакой нужды. Вы родились на свет уже почти с готовою душою. Ни бурь, ни сердечных волнений, ни сокрушительного мятежа страстей вы не знаете, вы светло и безмятежно переплывете [В подлиннике: преплывете] земное поприще и тихо пристанете к небесному пристанищу. Стало быть, вам не нужен никакой голос ободрения и тем более от такого человека, которому много предстоит еще душевной борьбы и суровых испытаний в жизни, чтоб вкусить то, что, может быть, вы давно уже вкушаете. Разве помолюсь во глубине души моей, чтоб вы всегда были так светлы и еще светлей, чем прежде, чтобы у вас на душе был вечный праздник, даже и в то время, если бы вам случилось как-нибудь недомогать телесно, но от последнего храни вас бог. Прощайте. Христос с вами. Помолитесь и вы иногда обо мне.

Искренно вас любящий

Гоголь.

На обороте: Прасковье Ивановне Раевской.

Н. Н. ШЕРЕМЕТЕВОЙ

Ница. Генвар<я> 1 <1844>./Декаб<ря> 20 [В подлиннике: Декаб<ря> 21 <ошибочно?>] <1843>

Благодарю вас, добрый друг мой, за ваши два письма, которые прислал мне Жуковский из Дюссельдорфа (одно от 6 авг<уста>, другое от 21 ноября). В одном из них вы пишете, что часто вам приходит на мысль сделать для меня выписку тут же в письме из книги, которую вы читали. Ради бога, не останавливайтесь

таким желаньем, посылайте мне тотчас всё, что ни выпишете для меня, — и бог вас наградит за это. Вы говорите также, что хотели бы иногда поговорить со мною совершенно просто, но чем-то останавливаетесь. На это я вам скажу, что всякое душевное движение, порожденное участием и любовью к брату, всегда должно быть ему высказано, и чем проще, тем лучше, ибо в душевной простоте сам бог говорит нашими словами. Еще вы упоминаете, что вас огорчают неприятные слухи, рассеваемые про меня. Многие из этих слухов доходили и до меня. И, признаюсь, вначале мне хотелось сильно во многом оправдаться. Теперь я увидел, что даже и оправдываться не имею никакого права. Если бы я, положим, и оправдался во многом, то разве это послужило бы доказательством, что во мне нет других, не менее дурных качеств? Итак, оставим эти слухи, как они есть. Если бог их допустил, стало быть, они нужны. Признаюсь, мне теперь кажется странно, если бы обо мне были всё хорошие слухи. Человек так способен загордиться, если ему ничто не напоминает о его ничтожестве и мерзости, что задумает наконец точно о себе, как о добродетельном и совершенном. Если же вам горько покажется слышать что-нибудь обо мне неприятное и нехорошее, то поступите, как поступали доселе. То есть, обратитесь прямо к богу с душевною молитвою, чтобы всё рассказываемое [рассказываемое всем] обо мне дурное было в существе своем неправда. И чтобы он изгнал из души моей всё нечистое, не отступаясь от меня неотлучно, и уяснял бы ежеминутно глаза мои на мои проступки, ниспосылая в то же время всесильную помощь свою на избавление от них. Этой молитвой вы окажете мне большую помощь, да и себе доставите утешения. Затем да пребудет с вами неотлучно бог! Прощайте! Разделяйте ваши письма на две половины, то есть отдавайте одну половину Аксакову, а другую Языкову. Они пишут понемногу и часто я получаю почти один пустой пакет, а между тем деньги платят всё равно что за два листа почтовой бумаги. Тогда я буду получать покойнее ваши письма, зная, что вы на них меньше издерживаетесь. Не позабывайте же прилагать в письме вашем выписки из всего, что вам ни покажется нужным для души моей.

Поздравляю вас от всей души с наступающим годом.

На обороте: Надежде Николаевне Шереметьевой.

Н. М. ЯЗЫКОВУ

Ница. Генваря 2 <1844>./Декабря 21 <1843>

Я получил два письма твои, адресованные одно в Дюссел<ь>дорф, другое в Ницу. Состояние твоего здоровья меня не удовлетворяет, но кураж! Мы должны бодрить друг друга и подавать друг другу руку. Я сам тоже одолеваем разными недугами, тем более несносными для меня, что они наводят томление, тоску и мешают как следует работать. Гребу решительно противу волн, иду против себя самого, то есть противу находящего бездействия и томительного беспокойства. Сила свыше не оставляет меня, но телу моему потребно возобновление. Подумываю наконец сурьезно о Греффенберге: перекрестясь и благословясь, решусь [дума<ю>] погрузиться в холодную воду. Хотя бы даже никакой помощи противу недугов коренных не подала вода, но и освежение чего-нибудь да стоит. Чувствую, что неспокойство духа, смешанное с непонятною тоскою, есть ныне болезнь повсеместная, следствие какого-то тягостного расположения в воздухе. Все времена года перепортились. Я насилу ушел от дождей и то, [толь<ко>] может быть, потому, что засел в Нице, где, как тебе известно, дуют ветры только с одной стороны, стало быть, весьма редко. Погода прекрасная, то есть всегдашнее солнце, но не работается так, как бы хотел. Живу я в виду небольшого хвостика моря, на которое, впрочем, хожу глядеть вблизи. Здесь нашел несколько русских знакомых, семейство Вьельгорских, Соллогуба, который тебе кланяется и который, кажется, охотник больше ездить по вечеринкам, чем писать. Кн. Мещерские московские, с которыми я познакомился недавно, и Смирнова, с которою знаком уже давно и которую знаешь и ты по пирогам, присыланным некогда в Рим. Впрочем, я вижусь с ними не так часто, как бы мог. Хочу насильно заставить себя что-нибудь сделать и потому веду жизнь уединенную и преданную размышлениям. Вот всё, что пока могу сказать о себе. Теперь отношусь к тебе с просьбой. Если ты при деньгах, то ссуди меня тремя тысячами на полгода или даже двумя, когда не достанет. Книжные дела мои, как, я думаю, тебе тоже [даже] известно, пошли весьма скверно. Если найдутся у тебя лишние деньги, [Далее начато: да<й>] то дай знать об этом Шевыреву. Он, обратив их на вексель, пришлет мне. Если же не случится, то на нет, как говорится, и суда нет. Затем поздравляю тебя с наступающим годом, дай бог, чтоб он тебе был [чтобы он как тебе так давно] плодовит во всех отношениях. А потом пожелаем того же и всем, кто только предпринял какое-нибудь дело во благо и пользу общую. Затем прощай. Душевно обнимаю. Не забывай иногда перечитывать письмо мое, которое я писал тебе пред сим, там находятся те советы, которые мне доставляли почти всегда значительную пользу, когда я их слушал. Где-то [Далее зачеркнуто: в книге одного свято<го>] я начитал, что советы всегда нужно давать и никак не следует останавливаться тем, что сам не готов. Потому что, давая советы другим, сделается [невольно сделается] стыдно самому, когда увидишь, что всё это следует прежде обратить к себе, и кончится тем, что наконец придет [самому придет] в ум исправиться самому советщику. Уведоми о Петре М<ихайловиче> и всем его семействе, а равно и о других, которым всем передай мой поклон.

Нащокина поблагодари за поклон и скажи ему, что я сам тоже без денег и без места, стало быть, мы должны крепиться духом равно и прибегать к одной силе, поддерживающей человека. Надежде Николаевне передай это письмецо. Авдотье Петровне, равно как и всем Елагиным и Киреевским, передай мое душевное поздравление с новым годом и пожелай им всем от меня всякого счастия.

Твой Гоголь.

Адрес мой — в предместьи Мраморного Креста, дом Paradis.

Забирай пожалуйста от Н. Н. Шереметьевой письма в свое письмо. Письма, запечатанные в один пакет, обойдутся гораздо дешевле. Мне не хочется, чтобы для меня издерживалась она так много.

На обороте: Moscou. Russie.

Николаю Михайловичу Языкову.

В Москве. В приходе Иоанна Предтечи в Малом Власьевском переулке, в доме княгини Гагариной.

В. А. ЖУКОВСКОМУ

Ница. Генв<аря> 8 <н. ст. 1844>