Письма 1886-1917
Шрифт:
До скорого свидания.
Разрешите зайти за кулисы 2.
Жму руку Павлу Павловичу и шлю самые лучшие пожелания.
Сердечно преданный
К. Алексеев (Станиславский)
409. Л. Я. Гуревич
4 октября 1911
Дорогая Любовь Яковлевна!
Где Вы? Не имею от Вас никаких известий.
Вы обещались приехать в августе и не приехали. Вы обещались приехать на премьеру «Живого трупа» и тоже не приехали.
Я не писал Вам потому, что
Что сказать про себя? Система моя принята в театре и, пожалуй, даже — в Москве. Понимается она довольно грубо (за исключением 2–3 лиц).
Летом писал много, а написал — мало.
«Гамлет» будет интересен, по крайней мере та его часть, которая дана Крэгом.
Пишу в антракте.
Звонок. Кончаю. Целую ручку. Жена кланяется.
Сердечно преданный
К. Алексеев
1911-4 окт. Москва
Не имею никаких известий от петербургских друзей. Вера Васильевна загордилась и знать не хочет 1.
410*. В. Ф. Грибунину
4 ноября 1911 Москва
Дорогой Владимир Федорович!
И сегодня вспоминаем и нежно любим Вас и как артиста и как человека.
Приходите же скорее и отбирайте все свои старые и новые роли. Впрочем — нет! Шучу! Не торопитесь и прежде всего совсем, совсем поправьтесь.
Потом мы вместе с Вами поставим две огромные свечи, я — за свою жену, которая выходила меня, а Вы — за свою, которая натерпелась и исстрадалась с Вами 1.
Нежно и с почтением целую ее целительные ручки и искренно благодарен ей за то, что она сохранила нам милого товарища и любимого артиста.
Вас обнимаю.
К. Алексеев (Станиславский)
4/XI
411*. Я. Квапилу
16 ноября 1911
Москва
Глубокоуважаемый г-н Квапил!
Поздравляю Вас, г. Шморанца и артистов с успехом 1.
Мы сердечно признательны за присланные фотографические карточки.
Наши артисты шлют Вам свои поздравления и приветствия.
С почтением
К. Станиславский
16 ноября 1911
412*. Вл. И. Немировичу-Данченко
Декабрь (до 15-го) 1911
Москва
Дорогой Владимир Иванович!
Странная у меня роль. Меньше всего я хотел бы кого-нибудь сбижать и думаю, что, больше чем кто-нибудь, я забочусь о судьбе тех, с кем проработал жизнь.
Сам я обеспечен настолько, чтоб прожить жизнь… Больше работать нельзя, чем я работаю… И что же… Кроме обид, недоверий и спиц в колесницы — ничего не получаю. Никакого поощрения, или оно приходит слишком поздно. Не хочу обвинять других… 1. Очевидно, я сам чего-то не могу и не умею.
Но отчего же мне не скажут прямо: бросьте, ваши хлопоты лишни, они не нужны и не ценятся. Я бы никого не мучил и жил бы в свое удовольствие. Теперь же получается
Я очень, очень устал. Я отказался от личной жизни. Моя жизнь проходит на репетиции, на спектакле, и, как сегодня, в свободный вечер — я лежу, как будто после огромной работы, почти больной.
Так жить тяжело.
Приносить ненужные жертвы — глупо, и отравлять другим жизнь — грешно. Надо предпринять что-то решительное, но что — не знаю.
Пусть научат меня…
У меня всей моей жизнью выработан план — ясный, определенный.
Очевидно, он не подходит. Другого у меня нет. Пусть предлагают другой. Никто не предлагает.
Слышу противоречивые, случайные, бессистемные, вялые предложения.
Пусть кто-нибудь предложит что-нибудь цельное, крепкое, ясное, определенное, но пусть не толкутся на одном месте, желая, чтоб все шло по-старому.
Все и всё запрещают, и никто ничего не предлагает, никто ничего не предпринимает, чтоб облегчить нашу тяжесть, и мы играем, играем, стареем, сгораем… И все предчувствуют катастрофу, и никто не старается ее отвратить.
Пусть я неправ… Я охотно отойду в сторону со своими планами, и пусть действуют другие…
Но только пусть действуют, а не собираются, не сердятся, не ревнуют друг друга и не заседают так долго. Я на все готов, и больше всего на то, чтоб уступить дорогу тем, кто хочет действовать. Ни на кого не сержусь и никого не хочу обижать. Только дела, дела.
Ваш К. Алексеев
413. Л. А. Сулержицкому
1911 г. 22 декабря
22 декабря 1911
Москва
Милый Лев Антонович!
Сегодня Вы не были в театре, вчера не поехали к нам…
Или Вы захворали, и тогда напишите словечко о состоянии здоровья, или Вы демонстративно протестуете и сердитесь, и тогда мне становится грустно, что работа, начатая радостно, кончается так грустно.
Когда я стою перед такими догадками, я чувствую себя глупым и ничего не понимаю. Чувствую, что мне надо что-то сделать, что-то понять, и не знаю и не понимаю, что происходит. Вы рассердились на Крэга за перемену освещения? Не верю и не понимаю. Ведь декорацию и идею создавал Крэг… Казалось бы, ему лучше знать, что ему мерещилось… 1. Как смешон Ганзен, считающий «Бранда» своим произведением 2, так был бы смешон и я, принимая ширмы и идею постановки «Гамлета» за свое творение. Победителей не судят, а ведь «Мышеловка» имела вчера наибольший успех 3.
Кроме того. Разве Вы не почувствовали третьего дня, когда Качалов пробовал играть в темноте, только что установленной Крэгом, что в ней-то (т. е. в темноте) и спасение всего спектакля. И действительно, вчера темнота закрыла все недоделанное. И боже, как выступили недостатки Болеславского 4, когда свет осветил его всеми рефлекторами! И последняя картина сошла именно потому, что свет скрыл всю оперность костюмов.
Есть предположение, что Вы обиделись за афишу. Но при чем же я? 5