Письма 1886-1917
Шрифт:
Счастлив, если мне удалось помочь Вам. Будьте только очень строги и требовательны к своему сценическому самочувствию. Больше всего проверяйте мышцы (и особенно мышцы лица), которые у Вас натружены. Постоянно учитесь на публике ослаблять их.
Второе — объект. (Будьте безумно требовательны к нему.) Третье — неожиданность приспособлений. Они удивляют и тем поднимают тон в публике.
Будьте очень строги в выборе приспособлений.
Кроме того, все яснее и определеннее
Скажите, ради бога, Знаменскому и Уралову, что я их умоляю к моему приезду (первая неделя поста) хорошо познакомиться с записками. Начнутся репетиции «Гамлета», тогда уже поздно будет заниматься теорией. Если они не подготовятся, мы совершенно не будем понимать друг друга.
Отвечу на поставленные вопросы. 1) Как развивать наивность? В записках сказано, но, должно быть, не очень ясно. Надо отгонять сомнения, критику и все прочее, что мешает наивности. Добавлю, надо с большой верой относиться ко всем другим приемам системы, т. е. к кругу, к объекту, к приспособлениям. Общее, совместное действие всех этих приемов также увеличивает наивность (пожалуйста, пометьте на полях и напомните мне развить эту часть об общем воздействии приемов на усиление наивности).
2) Пока я знаю только одно упражнение для аффективной памяти — писание истории и природы любви, ревности, страха и пр., а также деление разных ролей на куски и определение желаний. Вы пишете, что это трудно. Не слишком усложняйте эту работу, не бойтесь первое время наивности и глупых писаний. Дело не в форме, а в процессе самоанализа и чувственных воспоминаний.
Целую ручки, кланяюсь мужу. Жду статьи о Сальвини.
Искренно преданный, сердечно любящий Вас
К. Алексеев
390. A. E. Крымскому
Февраль 1911
Москва
Дорогой Агафангел Ефимович!
Я пишу Вам это письмо в ответ на Ваше прекрасное письмо, в день 50-летия со дня смерти Т. Г. Шевченко 1. Великий сын украинского народа поднялся на сверкающие вершины поэзии, его горячее сердце билось удар в удар с сердцами лучших людей России, мечтавших о золотых, счастливых днях для народа. Произведения Шевченко переживут века и вечно будут будить в сердцах людей благородные великие чувства.
Я вспоминаю, с каким благоговением впервые прочитал на русском языке «Кобзарь», трудно было без волнения читать это изумительное по своей художественности, яркости и сочности языка и патетике произведение. В нем была вся душа Шевченко, его мысли, его идеи, его сердце. Я преклоняюсь перед Шевченко — поэтом, последовательным борцом за счастье человека.
В Шевченко я вижу и осязаю всю красоту человеческой души, это подлинный певец своего народа.
Мы, русские люди, глубоко сочувствуем страданиям украинского народа и верим, что солнце новой счастливой жизни засияет над Украиной и ее истерзанное сердце раскроется во всей своей прелести, шелесте золотых украинских полей, в могучем народном творчестве, в талантах его прекрасного свободолюбивого народа.
Я
Такие украинские актеры, как Кропивницкий, Заньковецкая, Саксаганский, Садовский — блестящая плеяда мастеров украинской сцены, — вошли золотыми буквами на скрижали истории мирового искусства и ничем не уступают знаменитостям — Щепкину, Мочалову, Соловцову, Неделину. Тот, кто видел игру украинских актеров, сохранил светлую память на всю жизнь.
Да живет долгие века народ, который дал миру бессмертного Шевченко.
Вот, дорогой Агафангел Ефимович, вкратце то, что я сегодня мог высказать для Вашего литературно-рукописного альманаха о Шевченко.
Жму крепко вашу руку.
С глубоким уважением
К. Станиславский
391. A. M. Горькому
1911-14-III. Мскв.
14 марта 1911
Дорогой Алексей Максимович!
В Берлине я захворал и пролежал 5 дней. Пробовал писать Вам оттуда, но не писалось; бросил.
Приехал в Москву; здесь на меня накинулись все, кто ждал меня 8 месяцев.
Сколько дел, разговоров, объяснений, писем, рукописей!!!
Сижу перед огромным мешком с письмами и другими присланными бумагами, развожу руками и чувствую свою беспомощность.
Телефоны звонят, люди приходят и уходят, а большая и интересная работа («Гамлет» и ряд школьных лекций) ждет меня в театре.
Я уже играл новую пьесу: «Дядя Ваня» 1.
Ничего. Выдержал, хотя и волновался за голос, за походку и за другие изъяны после тифа.
Когда разберусь в делах, буду писать Вам подробно, а пока хочется сказать Вам много хороших слов.
Я опять привязался к Вам всем сердцем; я опять почувствовал Вашу большую душу, обаяние Ваших чар. «Мы разные люди», — писали Вы мне в Кисловодск. Да, в политике, которой я не понимаю, в которой я бездарен, но в искусстве — мы близкие.
Позвольте мне хоть в этой области считать Вас родным.
Последнее свидание опять приблизило меня к Вам. Спасибо за хорошие часы, проведенные с Вами, спасибо за гостеприимство, за простоту и ласку. Спасибо за хорошее письмо и за присылку рукописей: а) сцена пьяного, б) «Встреча», в) два экземпляра «Почти святой» 2.
Сцену пьяного прочел. Думаю, что из этого можно что-то сделать. Буду пробовать, когда освободится время.
Остальные еще не читал, так как жду подходящего настроения.
Все это время меня замотали. Пишу и Марии Федоровне, которой прошу поцеловать ручки и поблагодарить за дружбу и внимание ко мне и к Кире.
Жму Вашу руку. Жена, Кира и Игорь кланяются Вам и Марии Федоровне.
Сердечно преданный
К. Алексеев
392. Л. Я. Гуревич