Сердечно сочувствую Вам. Чувствую, что Ваши нервы совсем истрепались. Да и понятно, Вы были в самой гуще революции и сидите в ней и по настоящее время. До сих пор не забыл, что было пережито мною в 1905 г. Не желая умалять важности и грозности времени, не желая утешать Вас, скажу, что я таю в себе хорошие надежды. Перерождение народов не может совершиться без потрясений. Конечно, Вы наблюдаете события близко, а мы лишь издали, и потому Вам виднее. Но… атмосфера, в которой Вы живете, делает Вас болезненно чуткой. У нас спокойнее. А потому хорошо, что Вы уезжаете из Петрограда. Приезжайте сюда, передохните, и тогда Вы лучше разберетесь в том, что происходит, и оцените события.
Что делать – в материальном отношении
придется временно съежиться. Но это ненадолго. И меня тоже почистили и почистят порядком. И я тоже ищу новую квартиру, и не только потому, что нас гонят с этой квартиры, но и потому, что она стала не по средствам. Целую Вашу ручку, мужу жму руку. Мужайтесь. Все обойдется.
Ваш преданный К. Алексеев
508*. О. В. Гзовской
27 мая 1917
Москва
"Поколебалась!… Что на земле незыблемо теперь!"
Несчастливцев – "Лес".
Желаю Вам скорее, раз и навсегда, определить свои цели в искусстве, чтоб неуклонно стремиться к ним и успеть достигнуть хотя бы ничтожной их части.
Желаю Вам найти счастия в страданих искусства. Желаю Вам от души найти в будущем таких же искренних и любящих Вас друзей, которых Вы бросаете теперь.
Будьте счастливы. Да поможет Вам господь!
Feci quod potui, – faciant meliora potentes {Я сделал все, что мог, – кто может, пусть сделает лучше (лат.)}1.
Сердечно любящий Вас К. Алексеев
509*. Вл. И. Немировичу-Данченко
13 сентября 1917
Дорогой Владимир Иванович!
Не знаю, что вызвало Ваше письмо. Я ничего не предпринимал и ничего особенного никому не говорил, тем более что я никого и не вижу. Я переживаю очень тяжелое время; мне очень тяжело и нестерпимо скучно. Но я борюсь с тем, что во мне, молча.
Что касается до самолюбия и, в частности, до "Села Степанчикова", то беда в том, что я очень рад, что не играю, и теперь мечтаю только об одном: забыть обо всем, что было, и больше не видеть ничего, что относится к злосчастной постановке1.
Относительно будущих ролей я и не думаю, так как я ничего больше не смогу сделать, по крайней мере в Художественном театре. В этом направлении, после полного краха моего плана, моя энергия совершенно упала. Может быть, в другой области и в другом месте я смогу воскреснуть. Я говорю, конечно, не о других театрах, но – о студиях. Otello – free!…
Ваш
К. Алексеев
1917-15/IX
510*. В. В. Лужскому
Сентябрь 1917
Дорогой Василий Васильевич,
"Дно" могу смотреть, когда Вы назначите.
Два часа – очень неудобное время. Пропадает репетиция. Хорошо бы в один из дней (кроме 20-го – у меня общее собрание) назначить репетицию часа в 4 – тогда не пропала бы репетиция "Чайки"1. Имейте в виду, что жена волнуется о следующем: если придется ехать в Крым, тогда можно будет отсрочить поездку; если же на Кавказ, то 28 сентября идет последний в этом месяце поезд на Кисловодск. Я не понял хорошо – последний ли вообще, тогда отъезд 28-го неизбежен, если же только в этом месяце, тогда…
Дело в том, что прошел слух, что 1 октября солдаты бросают ружья и уходят с фронта. Жена, по-видимому, поверила слуху и боится попасть в волну людского потока. Я советую Вам сговориться или пусть она Вам позвонит, я ей скажу.
Ваш К. Алексеев
511. Вл. И. Немировичу-Данченко
5 октября 1917
Москва
Дорогой Владимир Иванович!
Сегодня день тридцатипятилетия Вашей литературной деятельности1.
Мы знаем, что она прервалась для театра, всех нас. Мы всегда помним эту жертву.
Хотелось дружески обнять Вас.
К. Алексеев (Станиславский)
[Далее следуют многочисленные подписи артистов Художественного театра.]
512*. В. В. Лужскому
Октябрь (до 11-го) 1917
Москва
Дорогой Василий Васильевич!
Репетиция "Вишневого сада" нужна будет, по-видимому, только для того, чтобы подсказать какой-то прием, чтобы говорить естественно – громко. Все неохотно откликаются на признание этого спектакля исключительно важным. Насиловать общую волю теперь трудно. Поэтому, если все не придут к искреннему убеждению, что спектакль "Вишневый сад" необходимо освежать, и не приступят к этому делу охотно и сознательно, – надо будет только собраться, ненадолго, чтобы сговориться о строжайшей дисциплине на этот спектакль и для опытов громкой речи1. Это займет немного времени, и довольно будет одного раза. Другой день можно будет посвятить Поповой.
11-го в 4 часа буду в театре.
11-го вечером буду дежурить.
Насчет обстановки "Вишневого сада" – я не понял того, что Вы пишете.
Если удастся вырваться из заседания, буду сегодня в 4 часа в Солодовниковском театре.
Ваш К. Алексеев
Комментарии
1*
Письма к H. К. Шлезингеру печатаются по подлинникам, хранящимся в Музее МХАТ (архив К. С. Станиславского) {При дальнейших ссылках на материалы, хранящиеся в архиве К. С. Станиславского в Музее МХАТ, указываем только шифр архива: КС.}.