Письма бойцов
Шрифт:
— Спасибо за приглашение, Ваше Высочество. Как понимаю, вы считаете, что сможете остаться в Палестине? — вопрос касался не только князя Дмитрия.
— Я считаю это возможным. Но это только мое мнение. Его Величество еще не принял окончательного решения на этот счет.
— Даже так? — Давид сцепил пальцы перед собой. — Царь Алексей поручил вам выяснить или подготовить мнение местных жителей на этот счет?
— Ни то, ни другое. Мне интересно пообщаться с одним из лидеров сионистов. Поговорить, послушать, взглянуть на Святую Землю своими глазами.
— Чем всесильного князя может интересовать
— Тогда что вы здесь делаете? — деланно изумился Дмитрий. — Я приглашал на разговор одного из самых влиятельных лидеров еврейской общины, а не бедного мигранта.
Шутка разрядила обстановку. Бен-Гурион только развел руками и захихикал. Дмитрий пододвинул к гостю портсигар и пепельницу.
— Как вы представляете себе будущее еврейской Палестины?
— Если вас действительно интересует мое скромное мнение то, имею сказать….
Глава 8
Лондон
3 августа 1940. Алексей.
«Тебе плохо? — Займись делом.» — когда-то так говорил отец. Школяр Алеша этого не понимал. Агента Коминтерна Рихарда Бользена вдруг всплывшая из глубин памяти максима спасла. Когда спина уже трещала под последней соломинкой, когда свет погас, впереди раскрылась бездна, смысл жизни остался там на дне Ла-Манша, вдруг вспомнились слова отца, словно веревка упала на дно колодца, в глубине пещеры мелькнул лучик света.
Лондон лета 1940 не самое лучше место на этой планете. Морская блокада, карточки, работа есть, но платят плохо, деньги дешевеют, все разговоры вертятся вокруг бомбежек и снабжения, цензура свирепствует, — все это вдвойне тяжелее мигранту, беженцу с немецким акцентом и временными документами. Коминтерн не забыл своих, всех эвакуированных интернационалистов пристраивали к делу, помогали с работой, жильем, поддерживали из партийной кассы. Рихард принял положенные партийные выплаты и сам нашел себе неплохую подработку. Оказалось, что уроки русского языка ныне весьма востребованы. Заработков хватало чтоб снимать достаточно приличное чистое жилье и не экономить на самом необходимом. Кроме этого Рихард безжалостно убивал время особыми поручениями Коминтерна.
Чем меньше свободного времени, чем больше устаешь, чем больше сил вкладываешь в дело, тем реже ночами приходит Ольга, тем реже вздрагиваешь от почудившегося голоса Джулии: «Папа, ты скоро вернешься домой?» Надежда теплится, но умом Рихард понимал — всех спасшихся с «Македонии» уже нашли. Кого получилось, опознали. Не он один потерял самых близких людей, на лайнере много было родных коминтерновцев. Вон, геноссе Вилли Флорин тоже погиб от переохлаждения в воде, хотя его пытались спасти сопровождавшие товарищи.
— Геноссе, — сидевший напротив камрад со стуком опустил кружку на стол.
Рихард молча полез за кошельком. Сегодня его очередь рассчитываться. Официант сразу подскочил к столику, протянул счет. Как и всегда Рихард оставил на чаевые десятую сверху, не более того, нечего роскошествовать, когда мир в огне.
Не назвать это заведение рестораном, но сравнительно чисто, от еды и пива понос не пробьет, цены разумные, контингент не с самого дна. На улице мужчины сели в машину. Эндрю за руль,
— Он точно там будет? — человек повернулся к Рихарду.
— Здравствуйте, Спенсер, — короткий вежливый кивок. Рихард отвернулся, давая понять, что в очередной раз обсуждать вопрос не намерен.
Спенсер Стенли молодой амбициозный журналист открыл окно и закурил. Он уже работал с этими ребятами. В прошлый раз ему помогли найти и подать такое, что его личная ставка в газете подскочила в три раза. Тиражи с горячим разоблачением разлетались моментально.
Благодаря войне машин стало меньше. Правда, на скорость это не повлияло, на улицах появились патрули, площади заняли зенитные батареи, регулировщики придирались к любителям разогнаться, автобусы пытались занять сразу две полосы. Так что Эндрю не торопился, ехал по правилам заранее перестраиваясь перед препятствиями или выбирая объезды.
Лондон не бомбили, видимо противнику известно, что столицу укутали плотным плащом из зениток, аэростатов, прожекторов, в окрестностях сеть аэродромов, на подходах цепочки радаров и постов ВНОС. Противник вообще больше бомбил порты и заводы, так русские и немцы две недели назад в пыль разнесли Ковентри с заводами «Роллс-Ройс», постоянно атаковали аэродромы и позиции береговой обороны. Налеты бомбардировщиков тревожили зону Южного командования. Столицу атаковали один или два раза. Ночью тяжелые бомбардировщики высыпали бомбы с большой высоты. Результат больше психологический, ибо точность такого бомбометания — плюс-минус два пледа.
Зато за городом водитель позволил себе притопить. Шоссе шло к северу мимо маленьких городков с историей чуть ли не времен королей Пендрагона и Вильгельма Завоевателя. Эндрю обгонял грузовики, трактора, автобусы. Попадались повозки с лошадьми. А вот легковушек встречалось гораздо меньше чем во времена последней поездки Рихарда в Англию. Минут десять машина шла вровень с поездом. Целая вереница вагонов с углем, дымящий паровоз, три платформы с какими-то конструкциями.
Да жизнь не стоит на месте, англичане не опускают руки, так же трудятся, как и их славные предки. Работают и готовятся воевать. Достойные люди, не сгибавшие шеи даже перед своими королями. Рихард подумал, что именно уважение к труду и есть основное отличие передовых наций. Это первый шаг к коммунизму, к обществу людей будущего.
Лето. Прекрасный долгий вечер. Дорога наконец то вывела к небольшому городку на полпути к Кембриджу. Машина остановилась у обшарпанного кирпичного дома на окраине. Район бедный. На узкой улочке пустынно. Только в отдалении бредет старая женщина, опирается на клюку.
Лестничная дверь открыта. Мужчины поднимаются пешком, лифтов здесь отродясь не бывало. Рихард перекинул через плечо ремень фотокамеры. Вокруг все кричит о нищете и запустении — вытертые подошвами ступеньки, отбитая штукатурка на стенах, облупившиеся двери. На лестничной площадке куча дерьма. Не утерпел кто-то. Зато в квартирке на четвертом этаже чисто. Скромная крохотная конура. Маленькая кухонька и комната, с тремя гостями здесь вдруг стало очень тесно.