Письма бойцов
Шрифт:
Хозяйка женщина среднего возраста, некогда красивая, с ранними морщинами на лице, уложенными в тугой узел волосами вытянула перед собой худые руки. Платье некогда элегантное, но застиранное, видно, что ему много лет. Рядом на табуретке устроился мальчишка с волевым подбородком и живыми голубыми глазами.
— Я, очень благодарна, мистер Эндрю, за ваше участие в нашей судьбе. Одинокой женщине с ребенком тяжело в это сложное время.
— Простите Дэйзи, понимаю вам тяжело, но все же прошу еще раз рассказать вашу историю этим джентльменам.
— О чем вы хотите узнать? Я
— Буду честным, может и не поможет, — Рихард легонько пододвинул портмоне к женщине. — Но тем самым вы убережете других девушек от опрометчивых поступков, поможете им удержаться от соблазна и не поддаться на сладкие речи и обещания.
— Хорошо. Вы умеете уговаривать женщин, совсем как сэр Эдвард. — Тонкая рука изящным движением переместила портмоне в сумочку.
— Расскажите о своей встрече с сэром Эдвардом. Это ведь было тринадцать лет назад?
— Да, ровно за год до рождения Майкла. Эдвард был таким мужественным, настоящим красавчиком, и чертовски убедительным.
Спенсер умело задавал наводящие вопросы, проявлял участие, сочувствие, при этом быстро накидывал интервью в блокнот. История конечна весьма банальна, но это не делает ее менее печальной. Увы. Так бывает слишком часто в этом мире.
Под конец встречи Рихард сделал несколько фотографий мальчика. Его маму он фотографировал так, чтоб в кадр попали изящная стройная фигура, грязное окно, пустые стены, но не лицо. Только одно фото в четверть со спины, чтоб черты угадывались, но не узнавались.
Уже на улице мистер Стенли долго смотрел на фасад дома, не торопясь сесть в машину.
— Какой же он мерзавец, — неожиданно выдал журналист. — Неужели все эти двенадцать лет он даже не интересовался ребёнком?
— Вас это еще удивляет?
— Знаете, чем больше пишу о политиках, чем больше погружаюсь в эту помойку, тем…. Впрочем, все равно не могу привыкнуть.
— Фотографии пришлют нарочным. Извините, но время позднее, пока Рихард проявит и напечатает, день пройдет.
— Не страшно. Материал хорошо если выйдет в воскресном номере. Мне его еще редактору надо показать.
— Думаю, он не будет долго тянуть.
Разумеется, с фотопленкой Рихард сам не работал. Фотоаппарат он отдал Эндрю после того как они высадили журналиста. Ехали молча. Работу не обсуждали, а больше и говорить не о чем.
Поздно вечером приготовив наскоро скромный ужин и плотно набив желудок Рихард читал газеты под радио. Ничего нового. Цензура хорошо фильтрует материалы, о реальном положении на фронтах приходится догадываться, выискивать крупицы правды между строчек. О сдаче Александрии давно все забыли. О Мальте два слова. Зато целая статья про перехват немецкого рейдера в Индийском океане. Вооружённый теплоход выслежен и расстрелян крейсером. Сколько судов потопил этот пират пока его не уничтожили? Может быть после войны напечатают для тех кому это еще будет интересно.
На столе бумага, в руке ручка. Надо писать. Рихард пытается сосредоточиться, мысли упрямо отказываются ложиться на бумагу. А ведь не писал брату и сыну еще с Франции. О чем писать? Ольга и Джулия погибли, убиты фашистами.
Черт. Когда друзья сообщили о трагедии «Македонии» Рихард сначала бросился звонить, порывался ехать в Портсмут, затем тупо нахрюкался до остекленения. Ничего он не мог сделать. Слишком поздно, опоздал не на неделю, а на годы. Стрелять надо было раньше, тогда в России, или еще до революции 28-го в Германии. Стрелять надо было сволочей Штрассеров, Шпеера, Гесса, Рэма пока они еще ходили по улицам без охраны, пока они еще собирали деньги на свои митинги, пока еще половина спартаковцев не переметнулась к наци.
Помнится, был у нацистов один неплохой человек. Маленький австриец с усиками. Воевал простым солдатом, картины рисовал, выдавал яркие речи, говорил о справедливости, национальном единстве в пику региональным сепаратистам. Куда он делся? Сел в тюрьму, проиграл Штрассерам, уехал из страны. От него остались только партийная программа и несколько статей в прессе. Может быть, с ним все было бы иначе, гораздо лучше и справедливее. Может быть. Возможно.
'Здравствуй, Ваня. Надеюсь это письмо дойдет до тебя и другие ты получил. Так вышло я переехал в старую добрую Англию. Тот самый Туманный Альбион, где до сих пор под холмами попадаются эльфы, лето не отличается от зимы, а профсоюзы реально работают. Сам знаешь — уныние грех. Живу, работаю, друзья помогли с документами. Так вышло, что я опять меняю страну. Не помню, писал раньше или нет, но Британия действительно удивительный, уникальный остров. Редкий сплав старины и современности.
Вчера опять видел знаменитый туман, ты такого и представить себе не можешь. Зримый пример рукотворного явления природы. Настоящая Темза отличается от того, что пишут в туристических путеводителях. Река грязная, стиснута заводами и домами. А вот исторические мосты действительно красивы.
К сожалению, я сейчас один. Мои девочки не доехали до Англии. Корабль потоплен в проливе, Ольга и Джулия в пропавших без вести. Надежда есть: они могли не сесть на судно, во Франции бардак жуткий, могли спастись на шлюпке и потерять документы. В Британии много таких потерявшихся и спасенных из Ла-Манша. Знаешь, здесь война идет. Беженцев очень много.
Запиши мой адрес. Скорее всего, обоснуюсь в этой стране надолго. Отделения «Экспресса» здесь есть, работают так же, как и на континенте.
Что еще хорошего? Погода южной Англии напоминает нашу привычную Балтику. Слухи о дождях и пасмурных днях преувеличены…'
С письмами Кириллу и родителям пришлось помучаться. Рихард решил ничего не писать о своей трагедии. Он и не знал, как сын на самом деле воспринял рождение сестры. Лучше не надо. А вот рассказать пару трагикомических случаев приключившихся из-за незнания некоторых местных обычаев стоит. Может быть сыну удастся побывать в Англии. Главное, чтоб живым и здоровым.