Письма из Терра Арссе

Миненкова Татьяна

Волосы были уложены в замысловатую, напоминающую корону, причёску, какую очень часто носила наша мать. Всё это великолепие венчала тонкая диадема из золота и драгоценных камней.

Я поправила длинную цепочку с кристаллом, ловко пряча его за сеточкой декольте платья, в надежде, что так артефакт будет не слишком заметен и издалека сойдет за Глаз Тигра.

Пожалуй, любая другая девушка была бы счастлива облачиться в столь прекрасный наряд, а я чувствовала себя агнцем, приносимым на заклание. Теперь осознала, что служанка Гербертов боялась вовсе не меня. Она волновалась, что не сможет достаточно хорошо

исполнить волю короля Терра Вива, и тогда не избежит наказания.

Мой старший брат всегда считал, что настоящая власть должна строиться исключительно на страхе перед монархом и исправно следил, чтобы ощущение страха перед ним ни на секунду не угасало ни у кого из его подданных, включая меня.

Но сейчас я боялась не столько за себя, сколько за жизнь Ари Бэттлера. Помимо всех прочих своих сомнительных достоинств, Виктор был искусным манипулятором, и хотя я прекрасно осознавала суть его ловушки, понятия не имела каким образом из неё выбраться. Он использовал в качестве приманки жизнь Ари. А в следующий раз на его месте легко может оказаться любой другой человек, и я снова буду вынуждена плясать под Викторову дудку.

Ещё раз, напоследок, оглядев себя в зеркале, я осторожно вынула из голенища сапога хранившийся там лимерийский камень-артефакт и переложила его в потайной нагрудный карман накидки. Каким бы ни было моё отношение к навязанному братом браку, а хранить брачный артефакт в сапоге было как-то невежливо.

Время перевалило за полночь, но спать не хотелось из-за клубившегося внутри меня коктейля из тревоги, опасений и неуверенности.

Несколько раз вдохнув и выдохнув, чтобы успокоить сбившееся от волнения дыхание, я сжала кулаки и решительно направилась в сторону кабинета, в котором король Терра Вива обычно проводил встречи и совещания.

Меня обуревали предчувствия, что ничего хорошего меня там не ожидает, но и не прийти, проявив трусость и нерешительность, было нельзя. Я — Принцесса Терра Вива — Стасилия Ана Рейн. И я не привыкла пасовать перед любыми испытаниями, стоящими на моем пути.

И все же, по мере приближения к кабинету, решительность почти покинула меня. Подойдя к большой резной деревянный двери с тяжелой металлической ручкой, я вдруг остановилась. Выставленная у входа охрана поклонилась, однако, повинуясь поданному мной молчаливому знаку, дверь открывать не стала.

Я прислушалась к тому, что происходило внутри. Судя по доносившимся голосам, Герберт доложил королю о скором прибытии лимерийских гостей. Виктор же, приняв доклад, перешел к каким-то вопросам о податях Глиндала.

За окнами шумели дождь и ветер, а толщина двери обеспечивала хорошую звукоизоляцию кабинета, делая голоса приглушенными и позволяя мне лишь догадываться о смысле некоторых подслушанных фраз. Интонации тоже передавали суть и общий смысл беседы: Герберт доносил информацию в спокойном тоне, однако иногда заикался, выдавая волнение. Голос Виктора был громким и властным, а интонации вопросительными или восклицательными.

Где-то на улице прогрохотал гром и сверкнула яркая молния. Вскоре оба собеседника неожиданно перешли на повышенные тона, и я смогла расслышать почти каждое слово.

— Ваше Величество, — почти не скрывая возмущения, воскликнул наместник Глиндала. — при всем уважении к интересам короны и королевства,

мы не сможем обеспечить такой огромный вклад в казну! Глиндал не выплачивал таких сумм с довоенных времен, такие налоги разорят город!

— Прекратите прибедняться, Ирон, сегодня я имел удовольствие убедиться, что в подконтрольном вам городе не все так плохо, как описывалось в отчетах! Вероятно, вам просто не хватает должного стимула. К примеру, если я прикажу казнить ваших жену и дочерей в случае неуплаты, вы легко сможете собрать нужную сумму, — холодно, но достаточно громко, чтобы я услышала, ответил король.

— Ваше Величество, вы… вы не можете… — заикаясь, начал Герберт.

Я представляла его возмущение и беспомощность, а также отлично понимала и даже разделяла негодование.

— Я могу всё! — Проревел король. — В том числе, заточить всех вас в темницу за сомнения и ложные отчеты о доходах Глиндала! Взять его под стражу! — Скомандовал он гвардейцам и те, судя по звуку тяжелых шагов и лязгу оружия, кинулись выполнять приказ.

Пытаясь удержать в узде собственные эмоции, я, наконец, махнула стражам у двери, повелевая впустить меня в просторный и хорошо освещенный огнями свечей, кабинет.

То, что я увидела внутри, полностью оправдало мои ожидания. Виктор стоял, наклонившись вперёд, упираясь кончиками пальцев в столешницу большого деревянного стола. Выражение его лица при этом было свирепым и злым. Пляшущие на нем желтоватые отблески свечей люстры делали его кожу неестественно-восковой отчего брат выглядел еще зловещей. Королевские гвардейцы, выполняя приказ, волокли сопротивляющегося Герберта прочь из кабинета.

— Прекрати, Вик, ты действительно не можешь и не должен так поступать! Глиндал обеспечивает почти все королевство, а господин Герберт много лет верой и правдой служил нашей семье, и ни разу не позволил усомниться в своей преданности! Ты рубишь сук, на котором сидишь. Отпусти его! — Возмущенно проговорила я, в тщетной попытке воззвать к его здравому смыслу.

Быстрыми шагами подошла к столу и положив на него ладони, встала напротив брата, зеркально повторив его позу. В дипломатии такой маневр иногда позволял убедить собеседника в своей правоте, но по его взгляду стало ясно, что мирное урегулирование проблемы невозможно.

Вблизи король выглядел ещё страшнее, и я поняла, что помимо злости на Герберта, он еще и был взбешен моим неповиновением. Глаза его сузились, губы презрительно дернулись и он, видимо, приготовился отчитать меня в лучших традициях короля Терра Вива.

А я, в свою очередь, приготовилась к повторению того, что случилось в Нарог Палласе, когда он разозлился на меня из-за артефакта, и внутренне сжалась. Сейчас вступиться за меня было не кому.

— По какому праву ты, маленькая дрянь, считаешь… — начал он пугающе тихо и жутко, но вдруг осекся.

Выражение его лица изменилось. Глаза открылись, лоб разгладился, а презрительная гримаса как по волшебству превратилась… в вежливую улыбку, правда, не затронувшую глаз.

Я даже успела подумать, не сошел ли он с ума от плескавшегося внутри него яда. Однако присмотревшись внимательнее, поняла, что вся эта видимость радушия предназначалась не мне. Виктор смотрел на входную дверь, и именно вошедшим в неё так любезно улыбался.