Письма с войны

hunnyfresh

– Я тоже по вам скучала, – призналась мэр, позволяя Тине забрать своё пальто.

Она протянула Руби бутылку. Та улыбнулась, принимая её грациозным жестом:

– По какому поводу?

– У нас девичник, – просто ответила Реджина, пожав плечами, и села на диван рядом с Кэтрин.

– Хорошо, что ты вернулась, – Тина протянула ей бокал.

В дверь постучали, и Рэд залаяла снова.

– На этот раз точно привезли пиццу.

* * *

В

следующем месяце слишком быстро растущий Генри, которому уже исполнилось семь, позвал Пейдж к себе домой поиграть. Когда мистер Сицилиано, её временный опекун, привёз девочку к особняку Миллсов, она вежливо поздоровалась с Реджиной, и дети унеслись в гостиную, где сразу включили какой-то фильм и достали настольные игры.

Каждые пятнадцать минут Реджина по привычке заглядывала к ним, чтоб убедится, что всё в порядке. И когда через час она принесла в гостиную овощи с подливкой и нашла только ворох цветной бумаги и фломастеры на полу, её склонное к гиперопеке материнское сердце испуганно забилось. Миллс поспешила отправиться на поиски. Четыре шага по коридору – и шум, донесшийся из кабинета, сказал ей, где нужно искать. Она заглянула в приоткрытую дверь.

– Мама хранит ножницы тут, – сообщил Генри, выдвигая ящик. – Она показывала мне, как делать человечков из бумаги.

Пейдж помогала ему, открывая ящики с другой стороны стола.

– Кто это? – спросила она, остановившись.

Реджина увидела, что девочка держит фотографию Эммы, на портрете блондинка была одета в форму. На почти серьёзном лице застыла тень улыбки. Это была единственная фотография девушки, которую Реджина хранила при себе. Остальные лежали, спрятанные в её комнате. Брюнетка пыталась принять тот факт, что её любимая женщина была, прежде всего, солдатом, который пожертвовал всем ради родины. Реджина уважала это и чтила, но показать свои чувства пока не могла. На снимке Эмме едва исполнилось двадцать, на её лице еще не было морщинок, этих свидетельств того, какая у Свон сложная профессия.

Генри глянул на фотографию и протянул руку, забрав её у подруги. Он прищурился и несколько долгих секунд смотрел на снимок молча. От этого молчания у Реджины, как будто все внутренности замерзли. В голове пролетела ужасная мысль: «Что, если она заставила его забыть? Как она могла так поступить с Генри? С Эммой?»

– Это Эмма, – прошептал мальчик, Реджина вытянулась, чтобы лучше слышать. – Я давно её не видел.

– Кто она?

– Сестра дяди Августа, – Реджина зажмурилась. Конечно, он не помнит. Он ведь был совсем маленьким.

– Я никогда не видела её.

Генри кивнул:

– Она умерла. Так мама сказала. Она не любит об этом говорить.

– Моя мама тоже умерла, – тихо сказала Пэйдж, – поэтому я сейчас живу с Джимми и Мэл.

– Мне жаль, – сочувственно сказал Генри.

Пейдж вымученно улыбнулась. Несомненно, в последнее время она так часто слышала это, что слова теперь мало для неё значили.

–

Почему твоя мама хранит её фотографию? Эмма была твоей тётей?

Мальчик пожал плечами, поглаживая фотографию пальцем, и нахмурился, пытаясь вспомнить:

– Она много работала. Мы редко виделись. Но когда она приезжала домой, это было самое лучшее время, – в его голосе прозвучал смешок. – Мы постоянно смотрели вместе «Планету сокровищ». А ещё она купила мне мой первый рюкзак.

– Кажется, она была весёлой.

– Да. Она подтыкала мне одеяло, и мы играли в солдат. Она звонила нам, и мы разговаривали, и она рассказывала мне сказки. Иногда они с мамой вместе пели мне колыбельную. У Эммы не очень хорошо получалось, но мама всегда ей помогала.

Пейдж понимающе кивнула:

– Знаешь, когда я была маленькой, мама разрешала мне её красить и даже выходила так из дому.

Реджина шмыгнула носом. По щеке побежала слезинка, падая на поднос с морковкой и брокколи. Сердце болело, переполненное светлой грустью и сожалением. Она не может так больше. Не может притворяться, что Эмма – её самая большая тайна, и что если ни с кем о ней не говорить, то блондинка вернется. Генри, Господи, Генри переживает не меньше неё самой, а она что? Вместо того, чтоб быть рядом с сыном, она всё это время жалела себя.

Ящик хлопнул, закрываясь, и Генри поднял вверх пару ножниц:

– Нашел!

Реджина вошла в комнату, грустно улыбаясь:

– Я приготовила перекусить, если вдруг вы проголодались, – она посмотрела на овощи и улыбнулась. Это что, морковка и брокколи? Им по три года! – Но, если вы не хотите овощи, я подумала, мы можем испечь печенье.

– Ага! – обрадовались дети и, бросив ножницы, побежали на кухню. Реджина подошла к столу и, поставив поднос, нерешительно открыла ящик. На неё смотрела готовая улыбнуться Эмма. Улыбнувшись, брюнетка поцеловала фотографию и, прислонив её к настольной лампе, вышла из комнаты.

* * *

– Генри? – тем же вечером, когда после ужина опекун забрал Пейдж, Реджина вошла в комнату сына, держа в руках коробку с вещами Эммы.

Мальчик с мокрыми после душа, зачесанными назад волосами, лежал на кровати и читал комиксы. Он давно перестал упрямиться, когда приходило время идти купаться, и уже начал, как большой мальчик, принимать душ. Генри всё еще предпочитал супергеройскую пену для ванны и любил свои мягкие игрушки, но Реджине не верилось, что этот стремительно растущий ребенок – её крошка-сын.

Он поднял голову:

– Привет, мам.

Это тоже всякий раз поражало её. Теперь он называл её мамочкой только по выходным, когда они проводили время вдвоём. Или когда ему хотелось обнимашек, и еще если он болел. Он же крутой, а что, если друзья услышат, что он сюсюкает, как маленький?

Реджина присела на край кровати и, положив коробку на колени, отчаянно попыталась вспомнить, что советовали Арчи и Робин и даже её подруги.