Письма с войны
Шрифт:
Девушка медленно ехала по улице Мэйн. Сердце быстро стучало в ушах. Улицы были почти пусты, наверное, большая часть городка сейчас сидит «У Бабушки», наворачивая блинчики и попивая горячий кофе. Любители здорового образа жизни на бегу приветствуют друг друга. Рано проснувшиеся детишки гоняют на великах, стремясь провести на улице, как можно больше времени. Стук в ушах стал громче и быстрее, он торопил её, как клич, зовущий в бой, хотя Эмма понятия не имела, что её ждет. Единственное, что она знала, свернув на Брайтон, что грохот в груди сменился постоянным, размеренным «Бу-бух. Бу-бух».
–
– Хорошо, – кивнула Эмма, сгибая и разгибая пальцы протеза. Суставы двигались по её команде. – Он лучше подходит, и контролировать его проще.
Доктор Митчелл, седой мужчина с добродушным лицом, улыбнулся ей и сделал пометку в блокноте.
– Вы быстро научились с ним управляться.
– Спасибо, – блондинка улыбнулась в ответ, смущено взъерошив волосы пальцами протеза. – Я всё еще привыкаю к тому, что внезапно стала левшой.
Доктор вынул из её папки письменное задание. Дрожащий, почти нечитаемый почерк подтверждал слова Эммы.
– Судя по вашей кривой обучения, думаю, что, в первую очередь, вы научитесь держать ручку в правой руке.
– Вы так думаете?
– Да, если так думаете вы, – он закрыл папку и наклонился ближе к Эмме. – Вчера мы остановились на смерти Набиля.
– Они его застрелили. Я сделала всё, что могла, – грустно ответила она.
– Да. Вы не сделали ничего плохого. И он тоже. Думаете, мы сможем продолжить?
Девушка кивнула:
– Я не всё помню.
– Это ничего, – успокоил Митчелл. – Посмотрим, насколько ваши воспоминания связные, мы можем остановиться в любой момент.
Эмма вздохнула. Пальцы протеза сжимались и разжимались, когда она вспоминала, как блокировала и отбивала удары Набиля. Только раз она заставила себя ударить его. И после этого он упал, застреленный.
– После его смерти я долго пробыла в камере одна. Должно быть, несколько недель, но чаще всего я чувствовала себя слишком уставшей, чтоб считать. Иногда я хотела, чтоб они меня убили. Но меня держали для обмена. Знаете, как товар в супермаркете. А иногда мне казалось, что меня не убивают из спортивного интереса, сколько я ещё
– Не спешите. Мы можем остановиться, когда захотите, – подбодрил доктор.
– Я отключалась. Иногда на целый день. В себя приходила изредка. Делала пару глотков воды или съедала кусок хлеба и отключалась снова. Но были крики. Дверь заскрипела и быстро открылась, и меня закинули на плечо, как мешок картошки, и запихнули в грузовик. Последнее, что я помню, как меня выбросили, и я лежала на солнцепеке. Должно быть, меня оставили умирать.
Эмма сморщилась от внезапной мысли, пришедшей в голову.
– Вас избили, у вас были галлюцинации, и вы ослабели от недоедания. Вы помните, как вы добрались до той деревни около Карима?
Она покачала головой и прищурилась сильнее, будто стараясь силой мысли разогнать застилающий память туман:
– Я была уверена, что умру. А потом я услышала её. Эту песню. Она меня успокаивала.
Брови доктора Митчелла взметнулись от любопытства:
– Какую песню?
– Колыбельную, – внезапно осознала Эмма. – Моя… она… моя девушка.
– Реджина? – догадался Митчелл. После многочисленных сеансов, которые он провёл с солдатом, доктор знал, что образ брюнетки должен возникнуть снова.
Эмма кивнула:
– Она всё время её пела. А если не её голос, так голос Генри. Он постоянно просил меня вернуться домой. Я постоянно слышала их или эту песню, беспрерывно звучащую в ушах. И тогда, в пустыне, ожидая смерти, я тоже её услышала. Я думала, что вижу их. Знаете, все эти истории про умирающих, которые идут на свет, и тех, которые видят своих любимых, которые ведут их в лучший мир? Вот, со мной, думаю, примерно, то же самое было. Я услышала их голоса и слепо последовала за ними.
– Можно, мы немного отвлечемся? – спросил доктор Митчелл, опираясь локтями о колени. – Зачем продолжать отгораживаться? Может, вы готовы позвонить ей?
Эмма секунду колебалась. Потирая колено, она обдумывала вопрос, который преследовал её каждый день.
– Посмотрите на меня, док, – тихо ответила она. – Я – отстой.
– А мне кажется, что вы отлично выглядите.