Письма живых
Шрифт:
— Кирилл Алексеевич, компанию составишь? — Никифорова догнал Ворожейкин.
— Увы. Не могу.
— Даже не спрашиваешь, куда и на что?
— Извини, Арсений Васильевич, не могу.
— Понял. Свидание, господин штабс-капитан?
— Сам знаешь, — рот Кирилла расплылся в широкой улыбке.
За воротами порта к офицеру сразу бросились таксисты. В основном мулаты и самые фантастические помеси всех рас и народов на смеси английского, русского и немецкого предлагали подвезти куда угодно совсем не дорого. Никифоров с отстранённым видом и брезгливой миной на лице
Кирилл пересек площадь. За перекрестком в тени деревьев отстаивалось с полдюжины таксомоторов. Авто разных марок, разной степени сохранности и доработанности местными умельцами. Водители сидели на тротуаре под пальмой, степенно отхлебывая из глиняных кружек. Хотелось верить, что мате, а не местный продукт перегонки тростника.
Навстречу потенциальному клиенту поднялся пожилой негр в жилетке с множеством карманов на голое тело.
— Господин, куда едем? — водитель подошел к старому Фиату и открыл дверцу.
— Едем, — улыбнулся в ответ клиент.
Мотор довез Кирилла до ювелирной мастерской близ штаба Люфтваффе. Вся поездка 10 копеек. Бросавшиеся первыми на перехват моряков у ворот порта прохиндеи могли и полтинник запросить, уверяя что больше таких цен ни у кого нет. Все верно, таких цен точно нет.
Заказ мастеру Кирилл сделал в прошлых заход на Тринидад. Все готово. Седой англичанин с моноклем в левом глазу поставил на стол коробочку красного дерева.
— Очень хорошо. Спасибо, мастер, — улыбнулся Кирилл, придирчиво разглядывая искусные изделия.
— Я старался, господин офицер.
— Очень красиво.
— Ей понравится, — уверенно заявил ювелир.
Кирилл даже не сомневался. Он заплатил оговоренную сумму и набросил сверху двадцать рублей. Цены на ювелирку на Тринидаде весьма скромные, а сделано на удивление хорошо.
К госпиталю штабс-капитан направился пешком. Однако уже через квартал рядом с человеком остановился «Блиц», за рулем знакомый офицер с «Гинденбурга», разумеется, оказалось, что им по пути.
Слава Богу нагрузка на врачей в последние месяцы немного, но снизилась. Кирилл поднялся по крыльцу для медперсонала, сразу свернул к залу отдыха. В госпитале молодого летчика знали.
— Инга на операции ассистирует.
— Хорошо. Я подожду в саду. Только, пожалуйста, передайте ей, — Кирилл молитвенно сложил руки перед юной сестричкой со строгим взглядом. — Буду ждать сколько угодно.
Ожидание самое сложное и тяжелое дело. Вот так и отсеиваются юноши от мужчин. Одни уже умеют ждать.
В саду Кирилл нашел пустую скамейку. Место тихое, высокие живые изгороди защищают от уличного шума. По дорожкам гуляют выздоравливающие пациенты. Никто никуда не спешит. Стайка медсестер щебечет у памятника какому-то местному деятелю или первопроходцу. Кирилл заметил бросаемые на него любопытные взгляды, улыбнулся
Вскоре к Никифорову подсел бритоголовый офицер в наброшенном на больничную пижаму кителе с эмблемами дальней авиации. Разговорились. Поручик Конецкий скоро выписывается и возвращается в полк. Интересно ему что за госпитальной оградой творится, вот за нашел повод потрепаться с новым человеком. Как понял Кирилл, полк Конецкого стоит на Мартинике потому весточки от однополчан приходят редко, газеты тоже старые попадают.
— Ждете кого-то? — наконец сообразил бомбардировщик. — У нас трое палубников на этаже, только один на комиссование. Без ноги в небо не выпустят.
— Жалко человека. Хорошо, что до авианосца дотянул.
— Не дотянул. Из воды вытащили. Полдня с раной на плотике болтался между небом и дном. Один из экипажа торпедоносца выжил.
— С какого корабля?
— «Ретвизан», если не ошибаюсь.
— Понятно, — сухо кивнул Никифоров.
Продолжать совершенно не хотелось. Кирилл вспомнил, что «Ретвизан» совсем недавно пришел на Карибы. Получается, ребят сбили в одном из первых боевых.
Дальнейший разговор не клеился. Бомбардировщик заскучал, засобирался и ушел в госпиталь. А вскоре послышался стук каблучков. По дорожке бежала она.
— Инга! — молодой человек шагнул навстречу.
— Кирилл! — их руки встретились.
— Как и обещал, сразу с корабля, — осторожно сжал кончики пальцев любимой.
Кирилл глядел в глаза девушки, ловил в них отражение неба, читал чувства как раскрытую книгу.
— Я ждала тебя, — на щеках вспыхнул румянец.
— Я знаю, — молодой человек нежно обнял стройный девичий стан, осторожно коснулся губами щеки.
— Инга, тебя надолго отпустили? Сильно устала?
— До вечера. У меня ночная смена.
— Проголодалась?
— Есть такое. Не откажусь, — девушка опустила глаза.
— Помнишь то кафе у дома с колоннадой? Немецкая кухня?
— Она очень жирная. Много свинины, — глаза Инги вспыхнули. — Но, если ты хочешь. У них было рыбное меню.
— Диеты не для тебя, — настойчивым голосом убеждал Кирилл. — Тебе нужны силы. Постарайся больше отдыхать, любимая.
Приличия есть приличия. Инга забежала на четверть часа в госпиталь, переодеться и привести себя в порядок. На улицу она вернулась в сопровождении Маши Трубецкой. Втроем они дошли до того самого ресторанчика. Выбор не случаен — это заведение не отличалось особой популярностью, Кириллу с дамами сразу предложили столик за перегородкой.
Девушки действительно проголодались. Инга старалась есть деликатно, с деланной неохотой, но естественные реакции взяли свое. Тем более жаренные колбаски великолепны, в меру сочные, в меру с салом.
Кирилл коротким жестом подозвал официанта и заказал бутылку аргентинского красного. Наступил нужный момент. Молодой человек чувствовал себя напряженно, одобрительные взгляды подруги Инги оказывали противоположный ожидаемому эффект.
— Инга, — Никифоров собрался духом. — Инга, понимаю, так не положено. Все нужно делать не так.