Письма. Часть 1
Шрифт:
Вот точная картина моего земного быта. Определить ее «острой нуждой» руку н'a сердце положа — не могу (особенно после Москвы 19-го года!) Я бы сказала: хронический недохват.
Чего мне всегда не хватало в жизни, это (хотя я и не актриса!) — импрессарио, человека, лично заинтересованного, посему деятельного, который бы продавал, подавал… и не слишком предавал меня!
Здесь много литераторов и все они живут лучше меня: знакомятся, связываются, сплачиваются, подкапываются, — какое милое змеиное гнездо! — вместо детского «nid de fauvettes» — «nid de vip`eres». [1291] Есть прямо подозрительные личности. Если бы до них дошло, что я получила от Вас субсидию, они бы (випэры!)
1291
«Гнездо малиновок — гнездо гадюк» (фр.).
Кроме того — и самое важное! — когда я Вам деньги верну??? Ну, продам книгу прозы, но ведь это будут гроши. Не до России (где у меня был дом на Полянке!) — а когда Россия???
________
Простите, что беспокою Вас своими бытовыми бедами, — у Вас без меня достаточно забот. Больной ребенок, — ведь больнее этого и тяжелее этого нет ничего. Алина болезнь в 1920 г. была худшим временем моей жизни, единственные месяцы, когда я не писала стихов.
Но Ваша дочка (Анжелика?) [1292] конечно поправится и Вы поедете с нею в какое-нибудь прекрасное место, наверное к морю, где она в полосатой фуфайке будет играть в песке. Боль забывается, — особенно детьми!
________
Аля огромная, вид 12-летней (10 лет), упрощается с каждым днем. С. М. В<олконский> говорит о ней: Аля начала с vieillesse qui sait [1293] и неуклонно шествует к jeunesse qui peut. [1294] — Что ж!
1292
Ангелина
1293
Старости, которая знает (фр.).
1294
Молодости, которая может (фр.).
У каждого своя дорога. — Боюсь только, что к 20-ти годам она все еще будет играть в куклы. (Которых ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть!) Умственное развитие ее, впрочем, блестяще, но живет она даже не детским, а младенческим!
Нынче еду в Прагу — заседание по делу патриарха Тихона. [1295] Ненавижу общественность: сколько лжи вокруг всякой правды! Сколько людских страстей и вожделений! Сколько раздраженной слюны! Всячески уклоняюсь от лицезрения моих ближних в подобных состояниях, но не показываться на глаза — быть зарытой заживо. Люди прощают всё, кроме уединения.
1295
В мае и июне в Праге прошли заседания и митинги протеста по поводу преследования патриарха Тихона и гонений на верующих в Советском Союзе.
_______
Кончаю. Вашей дочке быстрого и полного выздоровления, Вам — покоя. Вам обеим — веселого отъезда. — Что Ваши старшие дети? [1296]
Привет Михаилу Осиповичу. Вам — поцелуй и благодарность.
МЦ.
Прага, 11-го августа 1923 г.
Дорогая Мария Самойловна,
Дошло ли до Вас мое последнее письмо со стихами? Посылала Вам «Заставу», Вы попросили других, послала другие — и Вы замолчали. Это было уже около месяца тому назад. Может быть Вы уехали и письмо залежалось в Париже? Стихи были: «Деревья» и «Листья».
1296
Шестнадцатилетняя
В последнем письме Вы спрашивали, не нужны ли мне, до крайности, деньги. Тогда ответила неопределенно, ибо крайности не было, сейчас крайность есть — и даже несколько: я должна отвозить Алю в гимназию (в Моравию), мы должны переезжать в город и, наконец, мне необходимо, во что бы ни стало, съездить в Берлин устроить рукописи. (В Праге безвыездно уже год.)
И вот, ввиду всего этого, просьба: не могли бы Вы мне дать вперед за стихи — и, может быть несколько больше, чем я сейчас наработала (NB! если стихи приняты!). Я бы не просила Вас, если бы не была зарезана всеми этими переменами и переездами, которые окончательно выбивают меня из седла.
И еще просьба: не могли бы Вы попросить по телефону «Современные Записки» немедленно выслать мне гонорар за стихи «Бог» в последней книге. Я писала в Берлин Гуковскому, [1297] но очевидно он тоже уехал.
Мне очень тяжело просить именно Вас, которую все просят, но мой берлинский издатель Геликон зачах и издох, в Праге же я не цвету.
________
Ехать мне необходимо к 1 — му, если имеете желание и возможность выручить — выручайте сейчас.
1297
Гуковский А. И. — один из основателей и редакторов «Современных записок».
________
Живу, уже снявшись с места, т. е. уже не живу, все это рухнуло сразу: и Алин отъезд, и мой, и переезд в город. Больше зимы в деревне, вернее «деревни в зиме» (ибо зима — стихия, поглощающая деревню!) не хочу. А Прага такой треклятый город, что в ней уже Достоевский не мог найти комнаты. [1298] Цены непомерные, хозяйки лютые, квартиранты — русские, все это не спевается.
________
Я так эгоистически заполнила все письмо собой, делаю это и в стихах, но иначе. Данное «собой» — омерзительно, ибо бытовое.
1298
В 1869 г., возвращаясь из Италии, Ф. М. Достоевский с женой намеревались остановиться в Праге, но не смогли устроиться с жильем.
________
Целую Вас нежно, привет Михаилу Осиповичу. Скоро напишу по-человечески.
МЦ.
Мой адр<ес>:
Praha. Poste restante
Marina Cv'etajewa-Efron
(на орфографии фамилии настаиваю, так у меня в паспорте)
БАХРАХУ А. В
1
Мокропсы, 9-го нов<ого> июня 1923 г.
Милый г<осподин> Бахрах,
Вот письмо, написанное мною после Вашего отзыва (месяца два назад?) — непосредственно в тетрадку. [1299] Сгоряча написанное, с холоду непосланное, — да вот и дата: 20-ое апреля!
Я не знаю, принято ли отвечать на критику, иначе как колкостями — и в печати.
Но поэты не только не подчиняются обрядам — они творят их! Позвольте же мне нынче, в этом письме, утвердить обряд благодарности: критику — поэта. (Случай достаточно редкий, чтобы не слишком рассчитывать на последователей!)
1299
Cтатья А. Бахраха «Поэзия ритмов» о сборнике Цветаевой «Ремесло», напечатанная в берлинской газете «Дни».