Письма. Часть 2
Шрифт:
Посылаю Вам своего «Дедушку Иловайского», которого не приняли в Последних Новостях, как запретную (запрещенную Милюковым) тему. «Высоко-художественно, очень ценно, как материал, но…» — вот точный отзыв Милюкова. Если эта тема у Вас не запрещена, что Вы скажете об этой вещи для С<овременных> 3<аписок>? Это — только 1-ая ч<асть>, к ней приросла бы 2-ая, где бы я дала арест, допрос и конец старика (1918–1919 гг.) и очень страшный конец его жены — как в страшном сне.
Вообще, мне бы для маленькой, но исчерпывающей
Если бы имя Иловайского кого-нибудь из Редакции устрашило или оттолкнуло (не думаю: вы все другого поколения, а Милюков с ним, очевидно, повздорил лично! Кстати, Иловайскому бы сейчас было больше ста лет!) Итак, если дело в имени, готова назвать вещь «У Старого Пимена» — по названию московского тупика, в котором он жил.
Мне очень жаль было бы, если бы эта вещь пропала, я над ней очень старалась, и тема, по-моему, ст'oящая. Ведь раз вещь кончилась, неужели она не вправе была быть? Раз она была.
Не понимаю политического подхода Милюкова к явлению, данному явно в области жизненной, человеческой и даже мистической. (Ведь мой Иловайский — жуток! Эту жуть, в истории его жен и детей, в их смертях — усилю.)
Очень жду Вашего ответа. Если были бы маленькие, чисто-словесные, загвоздки (там есть одно место насчет «либеральных гимназий») — отметьте сразу, если дело в словах и этих слов немного — пошла бы на уступки. Но на мой взгляд — все приемлемо, если только не оттолкнет имя, которого ни изменить, ни заменить не могу.
Рукопись посылаю только на просмотр и очень прошу, милый Вадим Викторович, вернуть заказным — в т'oм или ин'oм случае.
Сердечный привет. Довольны ли своим летом? Я писательским — да, человеческим — нет: до тоски хочется новых мест, и не столько новых, как — просторных!
МЦ.
М. б. скоро будем соседями.
19-го сент<ября> 1933 г.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
Милый Вадим Викторович,
Очень рада, что мой Иловайский Вас не устрашил, т. с. м. б. и устрашил, но иначе. (Он, по-моему, должен устрашать, и мой, семейный, еще больше чем тот, общественный.) Вторая часть будет куда сильнее: антитеза с цветущими умирающими детьми, жизнь вещей в доме… Особенно страшна смерть жены, когда-то — красавицы, — одной, с сундуками в полуподвальной комнате, где день и ночь горел свет… Ее зверски убили, надеясь на «миллионы» и унеся 64 руб<ля> с копейками… (1929 г.)
Итак, скоро примусь за Дедушку. Сейчас кончаю Музей и отца.
Всего лучшего.
МЦ.
8-го Окт<ября> 1933 г.
Дорогой Вадим Викторович,
Самое глубокое и растроганное спасибо за помощь. Адр<ес> Ремизовых попытаюсь нынче же достать у Евгении Ивановны (быв<шей> Савинковой), [1468] она о ремизовских делах очень печется и, наверное, знает.
1468
Е.И. Ширинской-Шиматовой
О рукописи. [1469] В черновике она у меня очень большая и, конечно, вся не поместится.
Теперь, очень прошу Вас, милый Вадим Викторович, определите мне ее предельный размер в печатных буквах.
Моя мечта была бы — 2 полных печатных листа (лист — 40.000 букв?) на всё, с уже у Вас имеющимся, которое (1-ая ч<асть> очень прошу мне выслать возможно скорее — у меня там ряд неточностей.
Еще раз спасибо за подмогу.
1469
«Дом у Старого Пимена»
Сердечный привет
МЦ.
<Приписка на полях:>
Р. S. Можно мне будет попросить об отдельных оттисках Макса: 2-го, а по возможности и 1-го? (если еще не разбит шрифт).
12-го Окт<ября> 1933 г.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
Дорогой Вадим Викторович,
Все получила: аванс, доплату, журнал, оттиски. Бесконечно-тронута. Обе расписки прилагаю.
Иловайского (цельного) вышлю не позже как через две недели, может быть — раньше. Как Вы думаете, не лучше ли назвать вещь (по названию 2-ой ч<асти> Дом у Старого Пимена, чт'o отчасти избавляет ее от излишней «историчности» (ассоциации с учебником истории). Ваш журнал — от нареканий либеральных читателей и прибавляет ей человечности: вечности.
Мне такое название больше нравится: оно глубже, шире, внутреннее и больше соответствует теме: истории дома, не самог'o Иловайского.