Письмо из прошлого
Шрифт:
– Не обращай на них внимания. – Прозвучало мягко, почти ласково, несмотря на его слегка хрипловатый голос. – Переростки! Что Игорь, что девки эти.
– А я подумала они с тобой.
Максим усмехнулся, а Маша снова прокляла себя, за то, что сморозила эту глупость. И все-таки прав отец, молчание – золото!
– Думаешь обо мне что ли? – он слегка толкнул ее в бок. Маша, молча, улыбнулась. – Маленькие они еще, чтобы ходить со мной.
– Сам говоришь, что выглядят старше и …
– А лет то сколько? – перебил он ее, сделал глоток сока. – Я
Он засмеялся, и Маша подумала, что смех у него такой же приятный, как и голос. И запах. Легкий аромат одеколона исходил от его одежды, и она осторожно вдыхала его, дыша часто-часто. Но вот упоминание о девушках вызвало в груди жжение. Что это? Ревность? Надо же – какое неприятное чувство.
– Поздно уже. – Максим повернулся к ней. – Проводить?
Она обмерла. Руки, ноги немеют, а в груди клокочет от возбуждения.
– Если хочешь. – Она откашлялась. Голос совсем сел. То ли замерзла, то ли причина он.
Город уже во власти ночной мглы, дождь заканчивается, легкий ветер приятно холодит полыхающее от восторга лицо.
– Пойдем. – Сказал он, поднимаясь и протягивая ладонь – слегка коснулся ее пальцами, но тут же убрал руку, словно обжигаясь и пошел вперед.
Она идет следом и с восторгом смотрит на его коротко стриженый затылок, на широкие плечи, на… Маша нахмурилась. В окнах ее квартиры не горел свет, а значит, родителей до сих пор нет дома.
– Что-то случилось? – спросил Максим, оборачиваясь. Она остановилась и изменилась в лице. Тревога залегла в вечно удивленных этому миру глазах.
Маша мотнула головой.
– Просто дома света нет, видимо, родители где-то задержались, хотя странно, обычно они по вечерам дома.
– Может, и задержались где. – Произнес он нарочито бодро. – Одиночества ты, как я видел, не боишься. Так неужели, боишься темноты?
– Нет. – Маша улыбнулась, сделала несколько шагов, но тут же всхлипнула, прикрыв рот – у ее подъезда стояли взволнованные соседи.
– Мама? – Маша бросилась к толпе, упала на колени, прямо на асфальт у лежащей неподвижно женщины.
Максим остановился. Высокий мужчина, ростом чуть выше него, пьяно оттолкнул его, склонился над Машей, сказал хрипло:
– Дочка, все хорошо.
– Пап! Что с мамой?
Она прижалась к отцу, тот обвил ее худое тело руками, но она тут же попыталась вырваться.
– Что с ней? Подними же ее, асфальт мокрый, она замерзнет!
– Скорую вызвали? – спросил Максим у собравшихся зевак, в ответ кивнули. – А что случилось?
Он посмотрел на лежащую на земле женщину, отдаленно напоминаюшую Машу. По стону и легкому движению руки, понял – жива, и облегченно выдохнул.
– Приступ случился. – Пробормотал кто-то позади. – Упала, когда шла и не может подняться, сломала, видимо, что-то.
– Да просто пьяная. – Сказал кто-то другой и Макс недовольно нахмурился. Маша уже плакала на груди у высокого мужчины. Отец.
– Тише, Маша. – Тот прижал голову дочери к своей груди, глаза
Свет фар осветил собравшихся. Карета скорой помощи остановилась у подъезда.
– Машенька, побудь дома, я скоро приеду. – Сказал мужчина и подтолкнул ее к подъезду.
– Нет, я с тобой и с мамой!
– Нет, тебе лучше остаться дома.
Отец уже направился к машине скорой помощи, Маша рванула следом. Максим перехватил ее, сжал крепко за руку, обратился к её отцу:
– Я присмотрю за ней.
Мужчина кинул на него удивленный взгляд, немного помедлил, но все-таки кивнул и больше не оборачиваясь, сел в машину неотложки.
– Пап!
Маша попыталась вырваться, но Максим крепко обхватил ее и вновь с силой прижал к себе. Она сникла. Дрожит. Такая легкая и невесомая. В чем только жизнь теплится…
– Все будет хорошо, слышишь? – Максим взял ее за подбородок, заставил посмотреть на него. – Не плачь, все наладится.
Она вновь заплакала, уперлась руками в его грудь, но он сжал ее еще крепче. Только когда машина скорой помощи выехала со двора, она замолчала. Ее плечи опустились, голова устало упала ему на грудь.
Он прикоснулся ладонью к ее волосам, осторожно погладил по голове. Она отстранилась – сейчас это было необходимо, а несколько часов назад, она и подумать не могла, что сможет ощутить тепло его тела и ни за что бы на свете не разжала своих рук, обнимающих его за крепкую спину; села на влажную от дождя лавочку, он сел рядом, закурил. Она зажмурилась, слушая собственный стук сердца. Сейчас она желала лишь одного, чтобы все происходящее оказалось жутким сном, а холодный липкий пот, медленно покрывающий ее спину, не добрался до ее души.
Соседи расходились, жадно обсуждая семью Котовас, а Маша и Максим сидели и молчали, пока, наконец, она не сказала:
– Я домой. Спасибо тебе. И извини.
– Не извиняйся. – Максим поднялся. – Если хочешь, я пойду с тобой, пока не вернется твой отец.
– Нет, не надо. – Она выкинула руку вперед, останавливая его. Смущенно облизнула губы. Дома такой хаос. Ему не стоит этого видеть. Хватит с него и ее внешнего вида…
Он с сомнением окинул ее взглядом, закусил, пожевывая нижнюю губу.
– Правда, все хорошо. – Она выдавила из себя подобие улыбки. – Я просто хочу остаться одна. Заберусь в постель – замерзла, и буду ждать родителей.
– Хорошо. – Он кивнул на двери подъезда. – Иди тогда, я подожду, пока ты не зайдешь. – Он посмотрел на окна их квартиры, снова на нее.
– Спасибо. – Прошептала она и вбежала в темный подъезд.
Через минуту в окне на втором этаже загорелся желтый свет. Максим выкинул сигарету в урну, посмотрел на грязные окна с серыми занавесками. Вспомнил Машиного отца – красное опухшее от пьянства лицо, стойкий запах перегара, выцветшие глаза. И мать, на лице которой алкоголь оставил свои отпечатки. Все-таки, пьющую женщину видно сразу, подумал он и вновь неодобрительно покачал головой.