Письмо Софьи

Девиль Александра

– У нас с Людмилой разные матери, но общий отец, и он всегда открыто признавал меня своей дочерью, а Домна Гавриловна – своей двоюродной племянницей. Надеюсь, что и Ольга Гавриловна признает.

В этот момент боковая дверь гостиной распахнулась и вошел, тяжело опираясь на палку, высокий сухопарый человек с породистым бледным лицом, обрамленным седыми волосами.

– Кто здесь, Юлия? У нас гости? – прямо с порога спросил он чересчур громким голосом, каким обычно говорят глуховатые люди.

– Да, Лев, гости! – так же громко ответила

ему жена. – Видишь, приехал мой племянник Даниил!

Лев Жеромский сделал несколько шагов к приезжим и с любезной, хотя немного неестественной, улыбкой кивнул:

– Приветствую вас, мы всегда рады гостям. Простите, что не имею сил вам даже поклониться, замучила проклятая подагра. Увы, я могу похвастать лишь тем, что пока более жив, чем мой бедный брат Владислав, и чуть менее болен, чем моя свояченица Ольга. Ну, дай-ка рассмотреть тебя, Даниэль. Наслышан о твоих подвигах, хвалю! Я ведь сам когда-то был гусаром. А кто эта милая панна в такой странной одежде? Уж не твоя ли невеста? У графа Призванова невеста, вероятно, не ниже княжны?

– Это вовсе не невеста Даниила, а племянница нашей Ольги, – поспешила пояснить Юлия Николаевна.

– Племянница Ольги? И как вас зовут, барышня? Чья вы дочь? – Лев чуть подался вперед и приложил ладонь к уху.

– Меня зовут София! – громко отрекомендовалась девушка. – Я дочь Ивана Григорьевича Ниловского.

– Вот оно что? – удивился Жеромский. – А я думал, что его дочь постарше.

– Пойдемте же, обрадуем Ольгу! – заторопилась Юлия Николаевна, которой, очевидно, хотелось избежать дальнейших расспросов мужа.

А Калерия, взяв отца под руку, что-то сказала ему на ухо, и Софья успела заметить, как Жеромский нахмурил брови и каким-то негодующим взглядом проводил гостью. Девушка ощутила холодок на сердце и уже почти пожалела о том, что так спешила сюда через все тяготы военной дороги. Но у нее еще оставалась надежда, что Ольга Гавриловна, возможно, не заразилась шляхетским высокомерием мужниной родни.

Юлия Николаевна и Призванов повели Софью во второе крыло дома, где обитала вдова Владислава Жеромского и куда изредка приезжали ее дети. Здесь было холодно во всех комнатах, кроме одной, в которой горел камин. Возле камина в кресле сидела пожилая дама, рассеянно уронив на колени вязание, чуть поодаль суетились две служанки, чинившие белье.

– Ольга, спешу тебя обрадовать! – войдя в комнату, сообщила Юлия Николаевна. – У нас дорогие гости!

Дама у камина повернула голову и улыбнулась. Ее лицо, поблекшее от возраста и недугов, все еще хранило следы былой красоты, осанка была величавой, движения – грациозными. Глядя на нее, Софья не удивилась, что эта женщина в молодости не раз разбивала мужские сердца.

– Даниил? Как славно, что ты приехал! – воскликнула Ольга Гавриловна.

Призванов, склонившись, поцеловал ей руку, а она поцеловала его в лоб.

– Если кто-то здесь меня похоронил, то слухи были преждевременны или сильно преувеличены, – пошутил

Призванов. – Я еще повоюю до самого конца этой войны.

Ольга Гавриловна перевела взгляд на Софью.

– Не только ко мне приехал племянник, но и к тебе племянница, хоть и двоюродная, – пояснила Юлия Николаевна.

Ольга Гавриловна не поняла, о ком идет речь:

– Какая племянница? Неужели Людмила соизволила приехать сюда из Петербурга?

– Нет, эту барышню зовут София. – Юлия Николаевна указала на молодую гостью.

Софья вдруг почувствовала, что от волнения не может произнести ни слова. Тогда она молча подошла к тетушке, поклонилась и протянула ей письмо Домны Гавриловны, которое тщательно хранила все эти долгие месяцы.

– Что это, от кого?… – заволновалась Ольга Гавриловна. – Боже мой, да это же почерк Доминики!

– Да, это письмо написала вам Домна Гавриловна… незадолго до своей смерти, – смогла наконец вымолвить сдавленным голосом Софья.

– Моя сестра умерла?… – прошептала Ольга Гавриловна, и в ее больших темно-серых глазах заблестели слезы. – Я думала, что умру раньше… мы так и не увиделись с ней… не помирились…

– Тетушка очень хотела вас увидеть и обнять, – вздохнула Софья. – Наверное, она написала об этом.

Ольга Гавриловна распечатала письмо и стала жадно вчитываться в его строки, забыв, казалось, об окружающих. Наконец, прочитав, она посмотрела на Софью и сквозь слезы улыбнулась:

– Дитя мое, и ты преодолела столько мытарств, столько верст, чтобы привезти это, пусть и горькое, но утешение своей старой тетке, которую никогда не видела? Подойди, я тебя обниму!

Больная дама даже встала с кресла, хоть ей это явно было тяжело, и Софья кинулась к ней в объятия, сразу почувствовав облегчение оттого, что тетушка Ольга оказалась женщиной простой и сердечной.

– Можешь ничего не объяснять, – сказала Ольга Гавриловна, вглядываясь в лицо своей юной родственницы. – Доминика мне все написала о тебе, о твоей грустной истории.

«Неужели и о Призванове сообщила?» – мелькнула в голове Софьи смятенная мысль, но следующие слова Ольги Гавриловны девушку немного успокоили:

– Она написала, что очень боится оставлять тебя одну на этом свете, ведь ты сирота, без поддержки, почти без средств. Но теперь я позабочусь о тебе, бедное дитя, ты останешься жить здесь, со мной.

– Но что скажут на это твои дети? – внезапно подала голос Юлия Николаевна. – Мне кажется, Адам и Каролина не любят, когда ты берешь кого-то под свою опеку, считают, что это вредит твоему здоровью.

– Адам и Каролина слишком редко навещают меня, – вздохнула Ольга Гавриловна. – Они больше думают о Боге, чем о своей матери, а моя жизнь не может состоять из одних молитв, мне надо о ком-то заботиться, чтобы рядом была родная душа…

– Это правильно, сударыня, – поддержал ее Призванов. – А сейчас мы с тетушкой вас оставим, чтобы вам ближе познакомиться со своей племянницей.