Питер Брейн и его друзья
Шрифт:
Доктор Да Сильва чуть-чуть поднял брови и улыбнулся. Худое носатое лицо мальчика порозовело от волнения. Тёмные вихры, которые недавно со столь плачевным результатом подстриг этот его приятель (этот Энди Макдуф?.. Макнаб?.. Макнит?.. Доктору Да Сильве никак не удавалось запомнить фамилию Энди), совсем встали дыбом. Даже серый кот, который до сих пор сладко спал в ногах больного, словно почувствовал его волнение и насторожённо покосился на доктора жёлтым глазом.
— Ты способен видеть сквозь эти деревья? — спросил доктор, показывая в улыбке крупные белые зубы. — У тебя
Но Питер не засмеялся вместе с ним.
— Нет, правда! — сказал он горячо. — Я знаю, что делается на том конце поля, потому что вижу, как ведут себя игроки на этом конце.
Брови доктора Да Сильвы поднялись ещё выше, и он улыбнулся так широко, что показал даже золотой зуб — самый дальний.
— Ах, вот так! — Доктор подошёл к окну. — Так что же делают те игроки, которых мы не видим? Ну-ка!
— Вот сейчас, в эту самую секунду, они перешли в нападение — по правому краю. Алые то есть. Видите, как левый защитник жёлтых бросился к боковой линии, а правый перешёл на середину? Это потому, что туда бежит центр алых и ждёт паса от своего правого крайнего… Вот они и тут, видите?
Доктор Да Сильва любил играть только в шахматы. Он не мог бы сказать, чем правый крайний отличается от прямого левой. Однако он понимающе закивал и исподтишка бросил на своего пациента очень довольный взгляд.
— Ну что же, мистер Шерлок Брейн, вы блестяще объяснили это загадочное происшествие. Придётся мне из доктора Да Сильвы стать доктором Уотсоном!
Он рассмеялся. «Ну почему он всегда так громко смеётся собственным шуткам?» — с досадой подумал.
Питер, который считал эту черту единственным недостатком доктора. А тот, откинув темноволосую голову, заливался смехом — казалось, что где-то рядом журчит и плещется фонтан. Кот Уильямсон спрыгнул с кровати и прошествовал к двери. Как большинство кошек, он не выносил смеха. «Наверное, кошки думают, что люди смеются над ними», — решил Литер, испугавшись, как бы доктор не обиделся на Уильямсона за такое невежливое поведение.
— Если я не выздоровею, — сказал он вслух, — то я знаю, кем стану. Спортивным комментатором и специализируюсь на матчах в туманные дни, когда можно разглядеть только ближний конец поля. А возить туда меня будут на хирургической каталке.
Фонтан смеха сразу перестал бить. Доктор замигал и энергично замотал головой.
— Об этом можешь не думать, — сказал он. — Ты непременно поправишься.
— Но для этого нужно много времени и терпения, — повторил Питер слова, которые ему часто приходилось слышать, и приуныл.
— Да, конечно, на это потребуется время. Ведь ничего…
— Несколько месяцев.
— Ну… да… Не меньше…
— А может, несколько лет?
— Не выдумывай! Об этом и речи быть не может!
— Ну так год?
— На такие вопросы я не отвечаю. Я тебе уже много раз объяснял…
— От года до двух лет?
— Я не отвечаю…
Доктор нагнулся и погладил Уильямсона. Кот сердито дёрнул хвостом, словно говоря: «Уж меня-то, пожалуйста, не вмешивайте в ваши дела!»
— А в школу я когда-нибудь вернусь? Скажите хоть это!
Доктор облегчённо вздохнул — наконец-то он получил возможность сказать что-то утешительное.
— Ну конечно! Тебе же только двенадцать лет. И в школу ты вернёшься задолго до… Впрочем, нет! Я не должен отвечать на такие вопросы, а ты не должен их задавать.
— Но ведь мне уже почти тринадцать! — возразил Питер. — И…
Тут раздалось позвякивание посуды, и дверь отворилась. Уильямсон молниеносно шмыгнул вон из комнаты мимо миссис Брейн, которая вошла с подносом в руках.
— Я принесла чашку и для вас, доктор, — сказала она. — На случай, если вы захотите выпить чаю. Налить вам?
Доктор Да Сильва вздрогнул и широко открыл глаза. Настал его черёд испугаться. Он был родом с Цейлона, из страны чая, и при одной мысли о том, во что англичане умудряются превратить этот благородный напиток, ему делалось нехорошо.
— Большое спасибо, но, к сожалению, я тороплюсь, — поспешно сказал он. — Как-нибудь в другой раз.
И доктор Да Сильва исчез за дверью.
— Деревья мне не мешают! — крикнул ему вслед Питер отчаянным голосом.
— Ладно, ладно! — донёсся из коридора ответ. — Я зайду на той неделе.
Миссис Брейн налила чаю Питеру и себе.
— Времени-то уже сколько! — сказала она. — Пей скорее, они явятся с минуты на минуту.
При слове «они» насупленное лицо Питера сразу прояснилось.
— Вот и хорошо! — воскликнул он.
— Хорошо? — переспросила мать, сердито фыркнув в чашку, которую она поднесла к губам. — И что же тут хорошего? Что хорошего во всяких глупостях? Одни хлопоты, а он говорит — «хорошо!».
2. ДВУНОГАЯ МУСОРНАЯ СВАЛКА
Из парка донёсся длинный пронзительный свисток, возвестивший конец матча. Кто-то крикнул:
— Трижды поприветствуем победителей! Юп-юп…
— Яай! — вразнобой подхватили побеждённые жёлтые.
— Юп-юп…
— Яай!..
Не докричав, алые и жёлтые игроки побежали к павильону — длинному, низкому, недавно построенному зданию, которое от Питера скрывали кусты. Он понимал, что каждый думает больше о том, как бы первым захватить душевую кабинку, потому-то у них и не хватило терпения приветствовать победителей трижды, как принято.
Питер поглядел на часы. Уже без десяти четыре! Весенние каникулы начались!
— Целых три недели! — проворчала миссис Брейн, сердито рассматривая чаинки на дне своей чашки. Казалось, ей чудятся там всяческие шалости и проказы: разбитые окна, порванные штаны, следы грязных подошв на ковре.
Питер тоже нахмурился, но но другой причине.
— Не бойся, мама, — сказал он. — Во время этих каникул ребята тебе надоедать не будут.
— Гм! — произнесла миссис Брейн примерно с таким же жаром, с каким жёлтые футболисты приветствовали своих алых победителей. — С чего ты это взял?