Питер Брейн и его друзья
Шрифт:
Она всё ещё стояла в дверях с подносом в руке. Дверь внизу открылась и захлопнулась, но она даже не оглянулась, а вместе с Питером и Морисом продолжала следить за действиями Энди.
— Сломанные перья и всякое такое, — сказал Энди, сняв крышку с большой жестянки и встряхнув ее. — Включая сломанный свисток. — Он взял свисток и дунул в него, однако безрезультатно. — Треснул… а может, засорился.
Он поскрёб в свистке сломанным пёрышком, потом снова дунул в него, и раздался такой пронзительный свист, что миссис Брейн подскочила, чуть
— Ну да, засорился, — задумчиво сказал Энди. — Видите ли, тут многое нуждается в починке или в чистке.
— Мама, что случилось?
В комнату вбежала высокая девочка лет десяти. Она была очень похожа на Питера, но не такая худая и бледная, а волосы у неё были гладко причёсаны и подстрижены чёлкой.
— А, Ева, — весело приветствовал её Энди. — Ты пришла как раз вовремя. Я принёс тебе ручного паучка. Тарантула!
И он бросил девочке что-то огромное, мохнатое, чёрное, с красными глазами и множеством ног. Она с воплем отпрыгнула к матери, и чашки снова чуть было не слетели с подноса.
— Да он игрушечный! — засмеялся Энди. — Старик Добсон отобрал его у кого-то на уроке и забыл у кого.
— Ну, довольно! — объявила миссис Брейн —
Ещё…
— Простите, миссис Брейн, — глаза Энди за толстыми стёклами очков виновато заморгали, и он улыбнулся матери Питера самой своей кроткой и чарующей улыбкой, — там остались только книжки в вот эти карточки для игры в слова. Уж они-то совсем безвредные!
— Ну, только не в твоих руках, — ответила миссис Брейн, но тут с улицы донёсся пронзительный детский плач и она вышла на лестничную площадку. — Это Руфь. Что ещё с ней могло случиться?
3. ГЕНИАЛЬНЫЙ ПЛАН
Однако ничего серьёзного с Руфью не случилось (если, конечно, дразнилка «Руфка дура, Руфка дура!», которую распевали мальчишки, её одноклассники, — это пустяки). И после того как она съела шоколадку, и снова разревелась, когда ей подсунули красноглазого паука, и выторговала себе пять разноцветных камешков за то, что перестанет плакать, вся компания спокойно уселась, чтобы поговорить о каникулах.
Особенно их интересовали поиски клада в парке, которые устраивались в числе других каникулярных развлечений, а больше всего — первый приз, который победителю предстояло выбрать из продукции «Юго-Восточной электронной компании».
— Я бы выбрал «гуляй-болтай»! — объявил Энли. — Они их делают там.
— Да, будь у нас «гуляй-болтай», уж тогда бы мы чего только не напридумали!.. — мечтательно бормотал Морис.
— А что такое «гуляй-болтай»? — спросила Руфь.
— Но ведь они на вид такие тяжёлые! — заметила Ева. — Как же мы будем их носить?
— Тринадцать килограммов, — сказал Питер. — Я читал в журнале… Ну, да во всяком случае такой приз нам никто не даст.
— В газете напечатано: «Любой образчик нашей продукции», — заспорил Энди. — А я соглашусь только на «гуляй-болтай». Либо «гуляй-болтай», либо ничего!
— Что такое
— И вовсе он не тяжёлый, — продолжал Энди. — Тьфу! Ну что такое тринадцать килограммов? Да я берусь весь день его носить в одной руке.
— Ну уж это положим! — заметил Морис.
— Да, — сказал Питер. — Ведь…
— Что такое «гуляй-болтай»? — завизжала Руфь.
— Объясните ей кто-нибудь! — взмолилась Ева. — И поскорей!
— Это такая кукла, которая умеет ходить, пищать и плакать настоящими слезами, — сказал Питер, подмигивая остальным. — Вроде тебя. Ты и есть самая настоящая «гуляй-болтай».
— Нет, она плакса-вакса, — подхватил Энди. — Вот она кто.
— И вовсе нет! — закричала Руфь, и её губы задрожали. — А если вы…
— Это такое радио, — поспешно объяснила Ева. — Говоришь в него, а тебя слышат совсем в другом месте.
— Ну, а я что сказал? — обиделся Питер. — Она и есть «гуляй-болтай».
— Если хочешь знать настоящее название, то это радиотелефон, портативный радиотелефон, — сказал Морис.
Его голос журчал успокаивающе, точно лесной ручей. Он перенял такую манеру говорить отчасти от матери-француженки, а отчасти от отца-уэльсца. Сколько клиентов начинало сладко дремать под это успокоительное журчание, пока мистер и миссис Джонс стригли, причёсывали и завивали их в своей парикмахерской!
— Радиотелефонами, — продолжал Морис, — пользуется полиция во время всяких шествий и сыщики. Их широко применяют в армии.
— А! — сказала Руфь дремотным голосом. Она ничего не поняла, но успокоилась и была очень довольна этим объяснением.
— И, во всяком случае, передатчик можно возить в тачке, — сообщил Энди, который по зрелом размышлении решил, что таскать на себе весь день тринадцать килограммов не так уж весело.
— В тачках, — поправил Питер. — Ведь их два, не забывай.
— В том-то и суть! — воскликнул Морис, переставая журчать, и глаза его вспыхнули. — Верно! Ну, давайте скажем ему!
— Понимаешь, Питер, один из аппаратов…
— Мы никуда брать не будем…
— Он останется тут…
— В этой комнате, понимаешь?
— Мы будем всё время держать с тобой связь.
— Ясно?
— И получится так, что ты всё время будешь с нами, понимаешь? Куда мы, туда и ты.
Питер просиял, его щёки порозовели. Он сразу всё понял. По правде говоря, он и сам уже подумал об этом, но, конечно, вслух ничего не сказал.
Но тут же он уныло откинулся на подушку.
— Так-то оно так, — пробормотал он, — но с чего вы взяли, что мы… что вы получите этот приз?
— Ха! — с громовым хохотом Энди швырнул под потолок пачку карточек. Чёрные буквы замелькали по всей комнате. «НА» упало на кровать к Питеру, «МИ» шлёпнуло Мориса по носу, а «КОШ» запуталось в волосах у Евы. — Как это так — не получим?
— Но ведь в газете писали, что в состязаниях примет участие не меньше трёхсот ребят, — сказал Питер. — И…