Пиво, стихи и зеленые глаза (сборник)
Шрифт:
Тот находился на заслуженной пенсии и в крошечной мастерской чинил старые часы. Женщине нравился его густой зычный голос, а ещё тот факт, что кашлял он крайне редко.
– Хочу жить! – говорила она, кладя нетерпеливые пальцы между толстых ног часового мастера.
– Живи! – отзывался мужчина, ничего не предпринимая для жизни, а когда женщина подавала ему в кровать стакан дорогого вина, он лишь громко икал и пел похабные песни.
Закрыв глаза, женщина слушала его пение, и оттого, что слова
– Ты чего? – сжимался пенсионер.
– Хочу жить! – неуклонно поясняла женщина.
– Поздно! – ошалело моргая ресницами, пояснял мужчина.
Убирая руку, женщина тяжело вздыхала. Порой ей казалось, что она умирает, и тогда она тихонько, не умеючи, плакала. «Жить!» – рвался из неё сдавленный стон, но часовщик уже крепко спал.
На третий день, возмущённая настолько, насколько способна возмущаться женщина, она разбудила часовщика и, включив свет, потребовала, чтобы он убирался.
Мужчина, стоской поглядывая в ночное пространство, сбросил на грудь седую голову и громко, сладостно заплакал.
Теперь они плакали вместе: она – оттого, что хотела жить; он – оттого, что жизнь ему опостылела.
– Убирайся! – сказала, наплакавшись, женщина.
Часовщик взглянул на её пустые, отвислые груди, на тонкие бескровные губы и, не спеша натянув на себя мятые брюки, молча вылил на сверкающую белизной простыню недопитое вино.
Он ушёл.
Ушла ночь.
Потом уходили ещё дни и ночи.
Однажды женщина вышла из дому, чтобы побродить по городу. Возле аптеки она съела ванильное мороженое, а когда солнце зашло за городом, шоколадное. Снова бродила по улицам, пока не наступила ночь.
В эту ночь она не плакала. Присев к окну, она подумала о том, как странно, что больше не плачет, а позже, выпив два стакана вина и ощутив удивительную лёгкость, вдруг догадалась, что больше жить не хочет.
И умерла.
Немного неба и много луны
Брату
После того, как на врачебной комиссии я заявил, что жизнь – прекрасна, мои слова всех трёх докторов привели в полное изумление, и я был незамедлительно отправлен в психушку.
– Сюда! – сказал горбатенький санитар, указывая на дверь с цифрой «4», – отныне твоё место здесь!
– Как интересно! – заметил я.
Радостно взвизгнув, санитар куснул меня в шею и втолкнул в комнату.
– Буду тебе братом! – сказал парень с длинными усами. Его кровать стояла возле окна.
– Замечательно! – проговорил я.
– А я – твоей сестрой! – это проговорил парень,
– Чудесно! – ответил я и поплевал ему в ухо.
* * *
Вскоре жизнь в психушке мне стала казаться всё менее привлекательной, и после того как я во всеуслышанье об этом заявил, меня повели на повторную комиссию.
* * *
– Тогда вас было трое! – сказал я докторам.
– Один из нас утонул! – проговорил доктор, у которого были седые волосы и на щеке бородавка.
– В воде? – спросил я.
Доктор, который помоложе, объяснил:
– В каше, гречневой.
– Ну, и дурак он! – заметил я. – Зачем было тонуть, если жизнь прекрасна?
– Так вы считаете, что жизнь прекрасна? – насторожился пожилой доктор.
– Разумеется!
– Понятно! – многозначительно переглянувшись, сказали оба доктора, и меня вернули в комнату с цифрой «4».
* * *
Теперь кровать возле окна занимал горбатенький санитар. Он угрюмо глядел по сторонам и громко стучал зубами.
– Сегодня он Серый Волк! – пояснил тот, у которого сильно косили глаза.
– А ты? – с тревогой спросил я, вдруг вспомнив, что недавно он был моей сестрой.
– Я – Красная Шапочка!
– А где ж мой брат? – я с тоской кивнул в сторону кровати, на которой сидел Серый Волк.
– Твоего брата убрали. Сказали, что он сумасшедший, и что таким здесь не место…
Сильно загрустив от мысли, что теперь у меня нет ни брата, ни сестры, я закричал от обиды:
– Разве это жизнь?
Я кричал двое суток подряд, объявляя, что всё, что вокруг нас, это не жизнь, а какая-то мерзость, и тогда вечером меня увезли, чтобы вновь представить перед комиссией.
* * *
– В последний раз вас было двое! – сказал я доктору с бородавкой.
– Один из нас принял яд.
– Который из вас? – спросил я.
Доктор задумался и вдруг заплакал.
Я погладил у доктора бородавку и сказал:
– Доктор, вы ненормальный! Жизнь прекрасна, а вы плачете!
Доктор плакать перестал и понюхал мою руку. У доктора было белое лицо и красные уши.
– Иди! – сказал он и тихо всхлипнул.
– Куда? – поинтересовался я.
Доктор не ответил и заплакал снова.
Тогда я ущипнул его в плечо.
– Вы трус! – объявил я.
– Ты так думаешь?
– Я думаю, что вы чего-то боитесь!
– Каждый из нас чего-то боится…
– Я думаю, что вы боитесь сойти с ума.
– С чего ты взял?
– Это неизбежно… Рано или поздно, все мы…
– Ну, допустим! – перебил меня доктор.
– С этой мыслью необходимо смириться, – сказал я, – и бояться вам больше не следует!