Плацдарм
Шрифт:
И когда Петр усмехался, что, мол, войны и нет уже, и даже не повоевали толком, скептик Борис отвечал:
— Это ты так думаешь.
Теперь же было совершенно непонятно, что с ними будет.
— Хорошо, если просто в запас с подпиской выкинут, — зловеще понизил голос Кременецкий. — А если… того? — Он выразительно провел ладонью по горлу. — Чтоб лишнего не болтали!
— Да ты что, совсем?! — покрутил Петя пальцами у виска. — Сейчас не те времена! Ты говори, да не заговаривайся!
— Времена не времена, а вот бежим отсюда
— Так что теперь, всем тут надо было остаться?! — вспылил Якимов. — Тебе хорошо, ты сирота!
И прикусил язык, поняв, что сморозил глупость.
— Подожди, никто и не говорит, что всем надо остаться! — вмешался Иван Токарев. — Я вот бы сделал по-другому. Оставить тут добровольцев. Бросить всю технику и боеприпасы. Ну мастерские, горючее… На первых порах с продовольствием помогут кочевники…
— Ага, — хохотнул Боря. — Ну так пойди в штаб и предложи!
Вспомнив о бутылке, они разлили по чаркам виноградную водку и, не чокаясь, выпили.
Допив водку, вытрясли на стол еще пару неровных серебряных кружков — последнее, что у них оставалось.
— Борь, у тебя нет еще? — пьяно изрек Якимов. — Может, на девочку бы хватило?
— Да откуда? — пожал плечами Кременецкий.
Тут он слукавил. В кошельке у него было семь золотых монет, еще давно найденных в тайничке при разборке развалин в Октябрьске. Сумма по здешним понятиям приличная, да только вот ни на пьянку, ни даже на местных прелестниц он ее не был расположен тратить.
Потому что уже принял решение.
Он действительно сирота и может рискнуть…
В углу неприметно пристроилась старая, горбатая жрица Хырлика-Громовержца. Перед ней стоял услужливо поднесенный хозяином заведения, одноглазым мельвийцем Пиратом, кувшинчик кумыса, к которому она прикладывалась время от времени, чтобы скрыть зловещую, мертвую ухмылку.
Сарнагар. Бывший Запретный город
Полковник Сентябрьский встал и в последний раз оглядел свой кабинет. Мрамор, нефрит, золотая инкрустация, огромный стол из разноцветного дерева.
И среди всего этого — выкрашенный защитной краской сейф с приоткрытой дверцей и солидный черный телефон на столе рядом с настольной лампой в зеленом абажуре.
Это все останется здесь — гонять машины ради всякого старья было признано нецелесообразным.
Идут последние часы его пребывания тут. Можно сказать, последние часы советской власти в Сарнагарасахале. И последние дни соединения двух миров.
Час назад он созвал местных старейшин и сообщил им без лишних подробностей, что гарнизон уходит.
Те восприняли эту весть с неподдельным страхом и растерянностью.
И комендант понимал почему. По очень похожим на правду слухам, остатки воинства Шеонакаллу еще таились в лесах Джаро и в отрогах хребта Лаорнато. Зная местные порядки, можно
Впрочем, есть ли эти самые последние верные или нет, только местный черт знает. А вот что кочевники вполне могут вспомнить, что земли бывшей империи Неназываемого когда-то принадлежали их предкам, — вот это будет вернее.
За дверью послышались шаги.
Должно быть, это командир комендантской роты или еще кто-то из пока остающихся тут офицеров городской комендатуры.
Но появился Уззаг Хо Хеоганн, трехбунчужный хан.
«Странно, вроде о его прибытии в город никто не докладывал».
— Вы уходите? — произнес хан, стоя в дверях.
— Да, — кивнул полковник, внимательно глядя на союзника.
— Вы вернетесь?
— Хотелось бы, — вздохнул Сентябрьский.
Они помолчали.
— Я давно намеревался спросить тебя, почтеннейший друг, об одной вещи, — произнес внезапно Хеоганн. — Это уже давно волнует меня, но все не было случая, а теперь, боюсь, уже может и не представиться…
— Я слушаю тебя, друг мой, — неожиданно мягко ответил полковник.
— Помнишь, когда вы взяли Сарнагар, то приказали изжарить живьем главного придворного повара? Так вот, скажи мне, если это не тайна, что за смысл таился в совершенном вами обряде? Ни в одной из ваших книг, которые я прочел, не было сказано ни о чем похожем. Скажи мне, жарить придворных поваров — тайная воинская традиция или это связано с магией Судьбы?
С некоторым удивлением степняк созерцал гамму чувств на лице собеседника: недоумение, легкий невеселый смех, какая-то странная глубокая печаль и, чего он меньше всего ожидал, затаенное сожаление о содеянном.
— Ты знаешь, вождь, я тебя, наверное, разочарую, но в этом не было никакого смысла. Просто… просто он показался мерзкой тварью, гадиной, которую надо раздавить…
— Теперь ты думаешь иначе? — спросил Уззаг минуту спустя.
— Нет. Но теперь я бы приказал просто убить его.
Некоторое время кочевник обдумывал услышанное.
— Что ж, прощай, — он поклонился коменданту. — Я буду вспоминать тебя, мой друг. Как бы то ни было, но я рад, что узнал тебя и узнал о вашем мире.
— А скажи, друг, ты… не в обиде на нас? — спросил вдруг Сентябрьский.
— За что?! — искренне изумился вождь.
— Как — за что? Пришли вот, наворотили дел, перебулдыгачили тут все, не то, что на голову, на уши поставили, и вот теперь… Вроде как бросаем вас тут…
— Сардар, — негромко произнес Хеоганн, — только за то, что вы сокрушили слуг Черных Солнц, все народы Степи будут возносить за вас молитвы Священной Луне и Вечному Небу, пока будет стоять этот мир! Мой дед и старшие братья погибли в храмах проклятого бога!
— Да, наверное, ты прав, — вздохнул комендант.