Плацдарм
Шрифт:
Ибо понимают, что поставлено на кон в игре.
Но как и они, их танши не показывает страха и, похоже, не теряет разума. И это хорошо. Тар лишний раз подумал, что, отдав восемь лет назад власть дочери старого Гаэрила, они не ошиблись.
Ильгиз со скрещенными на груди руками, сидела на расстеленном прямо на земле войлоке. Вообще-то правителю полагалось всю битву проводить в седле, но для женщины можно было сделать послабление. Тем более что Ильгиз как мудрая женщина предоставила битву мужчинам и не вмешивалась в командование, оставив его на нойонов да на мужа.
— Что прикажешь, повелительница? — почтительно склоняясь перед Ильгиз, обратился хан к танши, чтобы разорвать это гнетущее молчание.
— Пойдем, проведаем наших говорящих с духами.
— Да, повелительница, — кивнул хан.
Отчаянно смелый в набегах и стычках с врагами, бесстрашный боец, он все еще робел перед этой тоненькой, как стройная сосна, гибкой (не скажешь, что четверых детей родила!) девочкой с насмешливо искрящимися глазами.
Каким бы странным не было ее желание, но они все знали, что по уму она обскачет иного старца, и уж во всяком случае знает, что делает.
Через минуту они оказались у большого шатра, приткнувшегося меж трех холмов.
В шатре монотонно гудели бубны, и хриплые голоса вразнобой выкрикивали заклятия на всеобщем или на другом языке. Те, кто говорил на нем, впав в священный транс, потом не могли вспомнить из него ни слова.
Но и снаружи было немало слуг духов.
Впереди всех стоял седой старик-шаман с побелевшей от времени косицей. Несмотря на старость, он казался юношей со своим пронырливым и быстро бегающим взором. Одежда его была ветха и грязна, но на нее была нашита масса золотых амулетов, драгоценных камней и блях с непонятным орнаментом.
Это был сам Айг-Серинго, хозяин капища у Красных Скал — шаман из шаманов. Творящие чары обратили внимания на гостей не больше, чем, скажем, повар в харчевне на заглянувших в кухню обжор. И это тоже правильно. Шаманы вообще считаются не совсем подданными земных владык, да и делом заняты важным. Ильгиз решительно двинулась к шатру и замерла почти на самом пороге.
Она просто стояла и смотрела на творившееся в обители чародеев.
Последние угли дотлевали на жаровне, причудливым светом озаряя лица четырех шаманов. В стороне дюжина самых старых шаманов напевали что-то непонятное и заунывное глухими загробными голосами, изредка ударяя в бубны костлявыми руками.
— Харр!! Арру! Ррагг! Койраком! Ашш-Суу! Ашш-Суу! Ашш-Суу! — взывали они неведомо к кому.
Бег превратился в настоящую скачку. Шаманы подпрыгивали на месте, вертелись волчками, извивались с пеной у рта, дико поводя вытаращенными глазами, неистово колотя в бубны. Вот старший выхватил из-под полы своего кожаного жилета костяной нож и стал наносить им себе в грудь удар за ударом. Кровь брызнула из ран, обагрив кошмы и ковры.
Старец в изнеможении упал на потухший костер. За ним следом попадали и остальные, кроме двух, уставившихся в наполненный черным маслом котел.
И Ильгиз, хотя мысли ее были заняты совсем не этим, подумала, что дорого бы дала, чтобы увидеть то, что и они сейчас зрят.
И
…Серебристый туман нежно-прозрачной пеленою разостлался снова по степи, протягиваясь фатою над побагровевшими водами наполненной кровью реки. Вот из них вынырнул дракон черного цвета. Забили пурпурно-кровавые волны, и на берегу появился огромный Зверь, весь белый, будто кость.
Он медленно подвигался к дракону, склонив острую морду к земле и угрюмо глядя на разделявшие его от берега красные, как кровь, волны. Внезапно откуда-то послышался громовой рев, и страшное, черное чудовище, похожее на исполинскую сколопендру, показалось в зеркале.
Боковым зрением Ильгиз заметила, как тела неизвестных жутких созданий мелькают меж идолов, прячась в тени. Но стоило ей перевести взгляд в ту точку, где только что извивалась чудовищная тварь, как четкие контуры фантастической фигуры расплывались, и она превращалась в чуть заметное туманное облачко. Ильгиз почувствовала странную тяжесть в голове, словно ее сжал стальной обруч. И поняла, что обещанное сбылось. Потом горло сдавил жесткий и грубый кожаный ремень. Она инстинктивно рванулась, но петля только сильнее стиснула горло. Захрипев, танши попыталась что-то сказать, но не смогла. Кровавая пелена застлала взор, и, упав на колени, она закричала, пытаясь вырваться из цепких объятий, но уже не услышала своего крика.
Просто ей показалось, что она где-то там, далеко… И смотрит на далекую землю, где кто-то вопит ее, Ильгиз, голосом… И нечто трясло ее, наваливаясь и удушая, и что-то начинало приподымать ее и увлекать куда-то с земли, и плотно залепляло нос, не дозволяя дышать, и она кричала и билась, и все это длилось, длилось, длилось…
Потом она вернулась… Тело раздирала неодолимая судорога, ее трясло с головы до ног, болело лицо, каждая косточка и жилочка.
И увидела сквозь мутную пелену мужа…
Лыков стоял и смотрел бессильный, как тело любимой постепенно замирает в судорогах, и как захлебываясь кровью, она пытается что-то вымолвить.
Отшвырнув шамана, Семен подскочил к жене и опустился перед ней на колени.
Та слабо протянула к нему руку. И от этого прикосновения боль ослабла.
И в тот же миг чей-то голос сказал танши, что если она сейчас достанет из-за пояса кинжал и ударит сидящего перед ней человека в грудь, а потом сделает то, что было приказано, ее простят. Смерть отступит, и она проживет сто два года, как ее прабабка, и умрет повелительницей большого царства, оставшись в веках как Ильгиз Мудрая…
— Сем-Ен… — прошептала она. — Я умираю… Чары… они подстерегли и… я не смогла.
Словно кто-то почти неслышно рассмеялся в шатре, и судороги вновь начали терзать тело молодой женщины.
Содрогаясь и корчась, закатив глаза, она билась в припадке на траве, и с губ валила желтоватая пена.
Танкхен не слышал стонов Ильгиз. Но хриплый смех Неведомо Кого терзал его, врезаясь в мозг, словно тупой бурав. Этот дребезжащий звук вызвал у Лыкова приступ бессильного гнева.
Ильгиз закашлялась, капли черной крови запятнали зеленый кафтан…