Плач богов
Шрифт:
– Надеюсь, вы будете с ней достаточно тактичны? Мне бы не хотелось переживать на счёт её реакции на моё предложение. Ведь в любом случае для неё это будет серьёзным потрясением.
– Не переживайте, Вёрджил. Всё-таки она моя племянница, я воспитывала её с восьми лет и знаю к ней все подходы. Уж с кем с кем, а с Эвелин каких-то серьёзных проблем возникнуть не должно. Она тихая, скромная, кроткая и весьма послушная девушка, в отличие от своих кузин. Да и внешностью бог её не обделил. Достаточно вспомнить, какой красавицей была её мать. Хотя, о чём я говорю? Не вам ли этого не знать. Это же вы чуть было не сцепились из-за Элизабет с отцом Эвы
– Да… о таких «мелочах» жизни весьма сложно забыть. Поэтому мне и далась с таким большим трудом данная затея. – тем не менее, лёгкая улыбка с неминуемой горечью об ушедшем прошлом коснулась губ мужчины вопреки всем неприятным мыслям и сомнениям.
– Переживаете, что кто-то начнёт вас осуждать за то, что она дочь Элизабет, приписывая вашему решению совершенно иные мотивы?
– И на деле окажутся не так уж и далеки от истины. Если уж быть честным до конца, меня в тот вечер поразила именно их внешняя схожесть, включая некоторую манеру поведения. Правда, Элизабет была довольно эмоциональной и временами даже своенравной особой, чем и притягивала к себе мужское внимание куда чаще других.
– Может это и к лучшему? То, что её дочь не настолько экспрессивна и эгоцентрична?
– Всё равно будут сравнивать и давить на этом. Не даром мать Маритты после смерти дочери любила говаривать при мне, что я схоронил не одну, а двух возлюбленных. Да и люди видели сами, как я рыдал над обеими могилами. Такие вещи не забываются, никем и никогда.
– Не думаю, что кто-то захочет вас осудить именно за это. Любой человек заслуживает счастья, а вы его заслужили, как никто другой.
– Только в том случае, если я сумею сделать счастливой дочь Элизабет, иначе… Всё будет напрасным.
– Я нисколько в этом не сомневаюсь, Вёрджил. Если кто-то и способен это сделать, то только вы.
– Уповаю на вашу веру.
* * *
Самое сложное в искусстве подслушивания – это вовремя его прервать. Точнее, как-то заставить себя отлепиться от скважины или тонюсенькой щели между дверью и косяком, поскольку увлечься можно не на шутку, как и огрести опосля по полной, ежели тебя вдруг застукают за сим позорным занятием.
Но что поделать, когда твоя натура никак не желала вписываться в бытующие правила и устои всех классовых обществ вместе взятых. Ещё с детства Гвен не могла смириться с тем фактом, что такой профессии, как женщина-парикмахер не существует и не существовало в помине, и большее, на что она могла рассчитывать в своём положении – это на обучение в школе для девочек, поступающих в услужение. Диктаторские замашки знатных господ касательно поведения слуг в их домах так и вовсе доводили бойкую девчушку едва не до скрежета зубов: никаких громких разговоров, чтобы никто из хозяев не мог тебя услышать; никогда не начинать говорить с теми первой; не выказывать оным своё личное мнение на чтобы-то ни было; не разговаривать в их присутствии с другими слугами; всегда отходить невидимой тенью в сторону, если вдруг вы пересечётесь в коридоре либо на лестнице; не курить, не пить спиртного, не играть в азартные игры и ни в коем случае не кокетничать с представителями противоположного пола! И как, прикажете, после таких ограничений не искать себе иные варианты более приятных занятий?
По правде говоря, если бы Гвен так искусно не управлялась с щётками, гребнями и щипцами для создания идеальных
Может поэтому она и была чуть посмелее остальной прислуги, порой позволяя себе некоторые вольности, за которые других наказывали денежным штрафом, а временами даже лишая рабочего места без выдачи рекомендательных писем после позорного увольнения? Если и так, то Гвен при иных обстоятельствах не пыталась лишать себя возможностей искать в наложенном строгими хозяевами служебном режиме хоть какие-то милые сердцу ничтожные развлечения. К тому же, она ни разу за всю свою не такую уж и короткую жизнь не встречала ни одной горничной или лакея, кто бы не обожал сплетничать и в особенности подслушивать за разговорами своих господ. И уж ежели судить по имеющемуся касательно данного вопроса опыту – подслушивали все! И далеко не одна прислуга!
А вот испытывала ли она по этому поводу нежданные уколы совести и стыда – это уже иная сторона монеты. По крайней мере, на тот момент Гвен находилась под оглушающей атакой совершенно иных чувств и эмоционального шока. И отлипнуть от дверей кабинета господина Клеменса она не могла всё по той же причине – поверить в только что услышанное оказалось настолько трудным, что ей требовалось больше фактов и подтверждений. Но чем дальше заходил разговор между гостем и хозяйкой Ларго Сулей, тем сложнее было сказать себе «Хватит!». Пора и честь знать.
Куда там! Удивительно, что ей вообще хватило сил как-то заставить себя отойти от двери и даже вспомнить с какой целью она вдруг решилась пойти на это. Выглядела девушка при этом не совсем привычно. Неестественно побелевшее лицо, выпученные то ли с перепугу, то ли ещё от чего и без того немаленькие глазища, и округлившийся птичий ротик, который так и сдерживался от одержимого желания выплеснуть на первого встречного всё-всё-всё, что только что было впитано слухом его хозяйки из подслушанного разговора.
В общем, когда Эвелин увидела Гвендолен, едва не влетевшую обратно в гостиную в подобном виде, желание заткнуть уши, закрыть глаза и запретить служанке что-либо говорить – взяло верх над недавним любопытством чуть ли не до приступа удушающей истерии.
– Вы не поверите!.. – выдохнула служанка, наконец-то сбавляя шаг и как сомнамбула приближаясь к оцепеневшей юной госпоже. И естественно Эва ничего из вышеперечисленного не сделала, поскольку её буквально парализовало. Разве что не стало бить лихорадочной дрожью снаружи, а не только изнутри.
Гвен даже прижала к растревоженной частым дыханием груди похолодевшую от проступившей испарины ладошку. На выбеленном круглощёком личике девушки наконец-то проступили розовые пятна вернувшейся к голове горячей крови.
– Вас собираются… - она так и не договорит, поскольку голоса со стороны парадной лестницы перебьют её на начатой фразе и вынудят метнутся в угол комнаты, заставив принять прежнюю позу обезличенной фигуры.
– Надеюсь, теперь вы станете нашим частым гостем, Вёрждил. Да и вам не помешает выбираться из своего имения на белый свет да на свежий воздух для улучшения здоровья. А то заперлись в своих душных комнатах, как тот отшельник…