Плач богов
Шрифт:
Так что по любому, первая серьёзная попытка суицида банально была прервана чуть ли не в самом зародыше и вытеснена из сознания девушки иным разворотом событий. А точнее, Киллианом Хейуордом, чьё очень близкое присутствие умудрялось путать не только мысли, но и вытягивать на передний план чувства со страхами, которые, казалось бы, должны были кануть в небытие на веки вечные ещё час назад.
Может поэтому она и решилась на куда меньшее, но отнюдь не разумное безумие – пойти за ним и проследить за его действиями, а заодно и узнать, для чего он на самом деле сюда явился, нарушая неприкосновенность границ частных владений
Только спускаться по выбитым в скале ступеням не стала. Выбрала наилучшую точку обзора там же сверху, меж двух стволов итальянской сосны и за кустами дикой жимолости. Хорошо, что хоть не додумалась лечь животом прямо на землю, как это было в деннике конюшни.
Для начала стоило хотя бы проверить своё предположение – пришёл ли Хейуорд сюда на встречу или для чего-то другого, менее прозаичного. Хотя при первом осмотре открывшегося взору песчаного пляжа в оцеплении двух каменных выступов-утёсов, никого, кроме мужчины и его собаки, более обнаружено не было. И, судя по поведению самого Киллиана, он явно проделал столь долгий от Льюис-Гранда путь всего лишь с целью… Искупаться?
Как бы странным не выглядело это со стороны, но иного вывода не возникало. Особенно после того, как он начал стягивать с себя оставшуюся одежду. Учитывая тот факт, что на этот раз он не был в курсе касательно присутствия тайного зрителя-наблюдателя, все его действия выглядели достаточно расслабленными и непринуждёнными, без каких-либо попыток проделать тот или иной манёвр со снимаемой вещью неким изящным или по театральному картинным жестом. И тем сложнее Эвелин было отвести свой взгляд от его спины, а в последствии и от того, что обнажилось вслед за ней. Кальсоны он тоже стянул, сразу вместе с брюками, оставшись буквально ни в чём.
Дыхание перехватило моментально и на раз. Эва даже задышала чаще и через рот, когда лёгкие в скором времени потребовали спасительных доз кислорода для срочного возвращения в отрезвляющую явь.
Уж такое со сном точно не спутаешь. Слишком чёткие и контрастные картинки, освещённые жаркими лучами полуденного солнца и буквально разрисовавшие гладиаторское тело портового грузчика расплавленным золотом горячей палитры. Прямо поверх бронзовой, ещё и лоснящейся от лёгкой испарины кожи. Разрисовали везде! Где только сумели достать, подчёркивая и без того лепной рельеф мускулистой фигуры живописными переходами между светом и тенями, создавая ощущение усиленной наготы и незащищённости в несколько раз.
Какое там дыхание, казалось, даже здравый рассудок приказал долго жить. А как Эвелин при этом саму бросило в жар и в моментально выступивший пот (будто ей до этого было мало раздражающих ощущений от влажного исподнего). Только глаз всё равно отводить не стала, при чём не сколько из любопытства, а от некой жадности, пробравшей её в те секунды до самых костей. Да и чувство стыда за своё срамное подглядывание поубавилось довольно-таки сильно. Словно что-то с ней изменилось за прошедшие дни, прибавив нежданной смелости и упрямого желания увидеть большее, да налюбоваться чужим совершенством всласть.
Тем более мужчина был ещё обращён к ней спиной и самое откровенное, что она могла лицезреть в те минуты – это его голые ягодицы и ноги. Но даже этого на
Была б её воля!..
Да только что она могла? Кусать кулачок и восхищаться со стороны совершенством человеческой природы? Хотя, надо признать, Хейуорд был идеален во всём, даже когда был полностью скрыт одеждой, а без оной так и подавно. Большой, смертельно опасный, но на её счастье сытый хищник, чья непринуждённая грация могла соперничать лишь с ленивыми движениями какой-нибудь горной пумы. Он и был, как та далеко не домашняя кошка, способная завалить на землю целого бизона. Да, желание протянуть руку и погладить её бархатный загривок будет непреодолимым, провести по всем безупречным формам ладошкой и чувствительными пальцами, дабы вобрать эти незабываемые ощущения нервными окончаниями собственной кожи и в коем-то веке удовлетворить своё мучительное любопытство. И тем ненасытней будет взгляд, не в состоянии компенсировать то, что жаждет и требует тело.
Говорят, за огнём и водой можно наблюдать бесконечно. Тем днём Эвелин Лейн познала ещё одну неопровержимую для себя аксиому жизни – за купанием Киллиана Хейуорда тоже можно смотреть целую вечность. То, как ласковые волны водной стихии принимают его нагое тело, обволакивая, скользя по коже мокрой плёнкой и приглашая в свои так ни кем и не завоёванные за долгие тысячелетия владения. А он особо и не спешил, делая небольшие шаги по песчаному дну сквозь сопротивляющуюся «преграду», пока просто не взял и не нырнул, скрывшись на несколько невыносимо долгих секунд в неизвестной глубине и направлении.
Надо сказать, Эва даже испытала что-то близкое к нежданному волнению. Ей очень нравился океан, она любила воду, но, поскольку последние десять лет росла в северной столице, вдали от ближайшей береговой линии континентальной границы, то уже успела порядком подзабыть, что это такое – доверять морю. Становиться частью его жизненно ценного элемента, совершенно не беспокоясь о том, что оно может сделать что-то плохое с тобой. Когда не боишься и веришь – тебе отвечают тем же, тем более, когда приходишь с миром или входишь полностью нагим и беззащитным, отдавая себя во власть сильнейшей на планете стихии.
Жаль, Эвелин уже успела об этом подзабыть, одновременно завидуя, как Хейуорду, так и принявшей его воде. Да и волновалась недолго. Вынырнул он вскоре, поплыв к поставленной цели уже у поверхности. Видеть теперь во всей его красе она, увы, более не могла, но всё равно, уходить не стала. С завидным терпением оставалась в своём укрытии, не смотря на припекающую жару и интенсивно потеющее тело под непригодными для подобного климата слоями плотных одежд. Без шляпки и зонтика – это было равноценно сознательному самоубийству, да и во рту уже начинало царапать, как наждачной бумагой, нежданно подступившей жаждой. Не помогало и частое облизывание быстро сохнущих губ и их лёгкое покусывание. Впервые в жизни она была готова отдать целое состояние за один несчастный веер или за возможность спуститься к воде и сделать то, что сделал мужчина.