Плач богов

Владон Евгения

Не нужно было называть его домом терпимости, борделем, публичным заведением или притоном разврата, достаточно было упомянуть всуе лишь только эти два слова и каждый уже имел представление, о каком именно месте пойдёт речь. Хотя подобным словосочетанием частенько любили величать саму хозяйку данного здания. И не всегда было понятно, какой в нём звучал оттенок, то ли скрытого восхищения, то ли открытого презрения, использовали ли его для оскорбления или же для чего-то иного?

Киллиан едва ли мог сам дать чёткое определение тем чувствам, которые испытывал к этому белостенному монстру, который мог бы при прочих обстоятельствах оказаться либо небольшим театром, либо каким-нибудь другим приличным заведением, коих сейчас открывалось предостаточно

даже в таких небольших городках, как Гранд-Льюис (чаще всего под патронатом местных меценатов и всем известных матрон). Но, опять увы, это был-таки публичный дом и именно в этом месте и прошли ранние годы отрочества молодого Хейуорда, воспоминания о которых вызывали в нём сегодняшнем весьма неоднозначные ощущения и не всегда приятные помыслы. Даже сейчас приближаясь к решётчатым воротам «Ночной Магнолии» он не знал, что на самом деле испытывал в эти минуты. Да и шёл бы он сюда, будь на то его личная воля? Сомнительно.

Впрочем, ничего странного в этом не было. Вся его жизнь по сути и строилась из подобных кирпичиков чуть ли не с самого рождения. Ведь никто не спрашивал, хотел бы он изначально так жить и быть тем, кем его считало окружающее общество вопреки всем его личным на то взглядам. Многие бы сказали, что на всё воля божья, а пути господни неисповедимы. Нечего сетовать на то, что вышел кривой рожей, радуйся, что вообще живёшь и достаточно недурно, если уж сравнивать с другими. Да и почём тебе знать, каково это – ходить в шкуре прямого наследника своего отца? Мечтать о таком в детстве – одно, а вот жить при реальных обстоятельствах…

Разве он не был благодарен в последние годы Нейтану Хейуорду Клейтону за то, что тот не вмешивался в жизнь своего внебрачного сына даже когда посещал Гранд-Льюис и приглашал Киллиана на совместное обсуждение некоторых вопросов? Может в уже таком далёком детстве он и ждал со всей своей наивной непосредственностью каждый приезд отца, как манны небесной, только теперь всё было по-другому. Никаких иллюзий, идиотских надежд и в особенности неоправданных ожиданий от предстоящих встреч. Была б его воля, он и вовсе бы их отменил, избавив обоих от бессмысленной «необходимости» мозолить друг другу глаза.

– О, Килл, какая приятная неожиданность. Вы к нам пожаловали с конкретными намерениями или же решили заглянуть по пути на несколько минуток, дабы пожелать всем девочкам чудного дня и щедрых клиентов?

– На счёт пожелать – всегда и в любое время. А вот заглянуть пришлось по иной причине.

Он сделал всего несколько шагов по огромному холлу первого этажа «Ночной Магнолии», когда его появление было замечено находившимися там несколькими постоянными обитателями этого совершенно неблагопристойного заведения. Барбара Мур (правая и незаменимая рука хозяйки салона) и парочка мающихся от безделья в столь ранний час далеко не благородных девиц оцепили основание широкого пролёта парадной лестницы и, видимо, обсуждали некоторые вопросы «хозяйственного» порядка с немолодым мажордомом Лоуренсом.

Хотя при входе в главный вестибюль борделя в первую очередь в глаза бросалась изобилующая роскошь внутреннего убранства. В особенности сочный кроваво-красный персидский ковёр по центру, такая же ковровая дорожка на ступенях массивной лестницы и чудовищно огромная вычурная люстра на уровне второго этажа в окружении не менее помпезных канделябров под газовые светильники по периметру всего холла. Если декоративный интерьер из чрезмерно роскошных вещей можно было назвать безвкусным, то к данному месту данное определение подходило как нельзя кстати. Впрочем, тех же эпитетов законно заслуживала и внешность обитающих здесь красавиц лёгкого поведения. Только яркие цвета и вызывающие оттенки красного, пурпурного и даже золотого, не говоря об обильной косметической краске и выбеливающей пудре на лицах. Ощущение, будто ты попал на какой-то костюмированный праздник-бал усиливалось ещё больше, стоило лишь представшему твоему взору холлу заполниться внушительной

частью местных обитательниц и готовой на всё за свои же деньги клиентурой.

Но пока начавшийся день радовал глаз полупустыми помещениями «Ночной Магнолии» и ещё более редкими звуками приглушённых стонов и заливистого смеха. Вечером с этой задачей будут справляться не только стены, но и специально приглашённые для данной цели полупрофессиональные музыканты.

– Если бы ты заглядывал сюда всегда и в любое время, это было бы куда приятнее напутственных пожеланий. При чём, не только заглядывал, но и задерживался. – собственную реплику по данному поводу решила озвучить шикарная Бритта, рыжеволосая ирландка и в прошлом неудавшаяся швея, приехавшая на свои последние сбережения на Юг Эспенрига в поисках более респектабельной жизни (в принципе она её и нашла в этом доме под покровительством мадам Вэддер).

Киллиан как раз приблизился к их скучившейся группке и даже успел склонить свою голову над протянутой в его сторону рукой Барбары Мур. Улыбку не удалось бы сдержать хоть так, хоть эдак. Да он и не пытался, не скрывая ни во взгляде, ни в ответных словах встречной иронии.

– Боюсь, подобное неосуществимо ни при каких возможных обстоятельствах. Тем более мадам Вэддер едва ли придётся по душе подобная расстановка вещей. Каждому своё место и время, как говорится.

– Стоило тебе лишь немного подрасти, как из милого и всему открытого мальчонки ты тут же превратился в чрезмерно циничного консерватора. – к их разговору рискнула присоединиться одна из давно уже неюных ветеранок «Ночной Магнолии» черноглазая Рози, та самая знойная искусительница, которую Хейуорд ещё не так уж и давно выволакивал из своей постели практически силой. – Даже смотреть в твою сторону как-то боязно, сразу вспыхивают ассоциации с твоим папенькой. Про глаза и взгляд лучше промолчу, итак мороз по коже при каждом пересечении…

Последние фразы разряженная в тёмно-бордовые шелка шикарная брюнетка произнесла нарочито пониженным тоном, едва не до громкого шёпота.

– Если ты пыталась сделать мне комплимент, то явно не вполне удачно. По крайней мере, для меня.

– Всё зависит от того, как к нему относиться и с какой стороны рассматривать. Как бы там ни было, но ты всегда останешься и остаёшься нашим самым большим любимчиком, которого мы готовы баловать и холить в любое время дня и ночи, независимо от места и обстоятельств.

– Достаточно, Рози. Думаю, мистеру Хейуорду на сегодня уже с лихвой перепало от нас и заслуженных комплиментов, и чрезмерного женского внимания. – как это ни странно, но именно Барбара поспешила на выручку сыну своей названной подруги Адэлии, решив одёрнуть слишком уж разговорившихся девиц. – И уступите ему уже дорогу, давно пора свыкнуться с тем фактом, что он приходит сюда не ради вас и на вряд ли когда-нибудь придёт с подобной целью вообще.

– Барб, вечно тебе надо всё испортить. Даже шанса не дала хоть что-то сделать! Ты ещё более невыносима, чем Ада.

– Скажи это при ней и про шанс касательно того, что вы хотели сделать с её сыном и, посмотрим, чем это всё закончится.

– А разве не её сыну решать, что ему делать и кому позволять делать что-то с ним? – чёртовы вертихвостки и не думали униматься. Бритта так вообще надумала приблизиться впритык к столь желанному гостю «Ночной Магнолии», совершенно не стесняясь своих откровенных намерений и последующих действий. Взяла, да оплела руку Хейоурда своими загребущими пальчиками, прижавшись к мужчине самыми вызывающими формами своего роскошного тела, облачённого в неблагопристойное платье насыщенного изумрудного оттенка. Грубо говоря, попросту на нём повисла. Про исходящие от рыжей негодницы (и не только от неё) ароматы через чур стойких парфюмов, способных своим пробирающим запахом душисто-сладких цветов пробудить из вечного сна даже покойника, можно было даже и не упоминать. Теперь они будут преследовать Киллиана до конца этого дня (а то и намного дольше).