Пламя и лёд
Шрифт:
Из горла оборотня прохрипел свистящий звук, превращавшийся в глухое бульканье; тонкое лезвие охотничьего ножа скрипело, но не раскалывалось.
Летаврус посильнее сжал рукоятку ножа и рывком потянул застрявшее в теле врага оружие на себя.
Оборотень отчаянно замотал головой, пытаясь избавиться от возникшего перед ним препятствия; зверь был лишь ранен, но ранение было не сильным. Стальное лезвие точно еще один клык торчало посреди огромной глотки. Из пробитых ножом тканей ручьем хлестала темная кровь.
Никс чувствовал, как рукоять ножа, обагренная кровью ночного зверя, выскальзывает из его рук.
Показав очаровательную улыбку вампира, наемник выпустил свои острые когти и принялся руками наносить удары по звериной морде.
Первые удары вампирских
Никсу казалось, что победа над незваным гостем близка, когда во время очередного удара тело оборотня быстро подалось назад, а затем зверь встал на задние лапы, и наемник почувствовал, как толстая когтистая лапа оборотня ловко хватает его руку чуть ниже локтя и привычным приемом из уличной драки выворачивает локтевой сустав.
Если бы Никс дрался с человеком, то он бы никогда не попался на такой старый контратакующий прием, известный всем мальчишкам. Летаврус вспоминал свой первый бой с оборотнями перед воротами Эйлиля, но там это были всего лишь звери с крупицей разума и звериным чутьем, хотя ни он, ни его спутница Рут так и не могли понять, каким образом зверям удалось так хорошо замаскироваться под мирно едущую повозку, и почему поверженные звери после своей смерти не приняли человеческий облик.
Удар когтистой лапы прервал все размышления Летавруса о странности происходящего. Никс прекрасно видел направленный в его сторону хлесткий удар, но оборотень крепко его держал в своей лапе – так, что наемнику оставалось только подчиниться чужой воле и ждать, пока его начавшееся превращение в вампира не достигнет своей финальной стадии.
Страшные черные когти, коварно блестящие в ночном сумраке, беспощадно расчерчивали себе путь сквозь человеческую плоть. В одно мгновение лицо Никса было превращено в кровавую кашу – часть скальпа, бровей, носа и губ были просто срезаны, а на груди сквозь текущую кровь и свисавшие куски мяса виднелись серые кости ребер.
Никс хотел закричать, но не мог – все его тело в данный момент находилось не в его власти.
Следующий удар, направленный точно в грудь, лишил наемника последних капель воздуха, окончательно разбив при этом грудную клетку и наполнив легкие кровью.
Впервые за два десятилетия существования вампира Летавруса его тело прожгла настоящая боль. В изумрудных глазах тоненькие сосуды налились кровью и готовы были вот-вот разорваться, а на белом, как мрамор, лице отразилась гримаса настоящей боли, словно иглой пронзившей его тело.
Довольно рыкнув, чудовище вполне человеческим движением схватило рукоятку торчащего из своей пасти ножа и легко вынуло острый предмет из своей челюсти.
Летаврус сообразил, нет, скорее, чутье вампира подсказало ему, что огромный волкочеловек наконец-то избавился от своей новой игрушки, попросту отшвырнув ее в сторону. Холодная каменная плита приятно остужала и без того противное ощущение онемения от ушибленного затылка. Теплая и липкая жидкость, приятно согревавшая изувеченное тело снизу, являлась ни чем иным, как собственной кровью Никса.
Силы покидали одинокого наемника.
«Он же не всегда будет вампиром», – рука Велмы нежно гладит молодого мальчугана, машущего растущими за спиной крыльями в ночных сумерках, и тихо говорит своему мужу: «Ты посмотри в эти большие изумрудные глаза. Они такие добрые и проницательные. Смотри, мальчик напуган своими новыми способностями больше тебя. В этой молодой душе не будет никогда зла, в кого бы он ни превратился, и я верю в то, что из этого мальчугана вырастет хороший боец за добро и справедливость». Слова красивой Велмы молотом стучали в голове наемника, заставляя его сердце биться в десятки раз быстрее. «…Я верю в то…. что в этой молодой душе никогда не будет зла, в кого бы он ни превратился». «Молодец, Ники! Ура! Никс умеет летать!»
Наемник Летаврус плавно погружался в мир иллюзий и воспоминаний. Где-то в глубине души наемник знал, что всплывавшие в памяти слова Велмы – ни что иное, как результат обильной кровопотери. Летаврус отчаянно пытался не закрывать глаза и не попадать в руки
Никс все глубже и глубже проваливался в сон, теряя контроль над своим измученным телом. Просматривая свою недолгую жизнь, Страж Леса не замечал, как его душа падает куда-то вниз. Сначала медленно и плавно опускаясь, пробегая мимо застывших картинок из пережитых мгновений жизни, затем падение постепенно стало набирать ускорение, жадно унося сущность наемника в бездну вечности. Смешные картинки из теперь уже прошлой жизни с неимоверной быстротой сменяли друг друга, превращаясь в кошмарный трехмерный калейдоскоп красок. Никс уже был готов закричать, когда его полет в никуда резко прекратился. Раскрытые в крике губы судорожно выдавили: «Ах!», когда кошмарный полет резко прервался. Вокруг поднялся гул и свист, словно голодное жерло вечности протестовало против такого неожиданного поворота событий. Летаврус словно застыл в теле свистящего потока Вселенной. Никс только теперь мог разглядеть ступни своих ног, болтающихся в пустоте. Одинокий наемник ощущал себя игрушкой в руках мироздания. Неожиданно что-то вздернуло Стража Леса за шиворот, сотрясая при этом все его тело. Никсалорд вслепую опустил ладони себе на затылок и почувствовал, как его пальцы ложатся на чьи-то сильные руки. Наемник шире открыл глаза, стараясь разглядеть своего спасителя. И он увидел…. Пара широких изумрудных глаз с едва заметными голубыми прожилками смотрела на него, а на белом, как мрамор, лице расплывалась широкая улыбка, украшенная двумя длинными и острыми, как сабля, клыками. На Никса смотрел его двойник – второе «я» в ипостаси существа, восставшего из пыли и праха. Мощная жилистая рука вампира крепко держала падающего в бесконечность наемника; в изумрудном взгляде смешалась целая гамма эмоций – сочетавшая укор, насмешку, азарт и даже испуг – одновременно. Наемник поймал себя на мысли, что его чудом спасло собственное отражение в извращенном магическом зеркале. Только всклокоченная грива длинных бело-голубых волос на голове отражения выдавала в нем что-то иное, какую-то непохожесть на своего оригинала.
На какую-то толику времени два существа с интересом разглядывали друг друга. Две половинки одного целого наконец-то встретились: человек и его неявный союзник, стоявший по другую сторону границы между жизнью и смертью. Никс всегда мечтал узнать как можно больше о другом себе, но страх за жизнь окружающих сдерживал порывы любопытного юнца, а его ипостаси очень хотелось вырваться на волю и вновь обрести себя, вдохнуть полной грудью глоток жизни и ощутить прикосновение прекрасных дланей мира. Они, наконец, встретились потому что в этот момент их объединяло одно и то же – страсть к жизни. Изумрудные глаза смотрели сами в себя и видели там свое продолжение. Угасавший огонек жизни в израненном теле наемника разгорался с новой силой, давая начало огненной буре.
Когда душераздирающий крик вампира сотряс все здание магов Мудрахана, наемник почувствовал себя снова самим собой – сильным и крепким; нанесенные оборотнем раны затягивались, не оставляя за собой ни ниточки шрамов. Летаврус ощущал проснувшиеся в нем силы, струящиеся по всему его организму, и был готов к любым неожиданностям.
Забыв все уроки Кантра и наставления Белвара об осторожности и полной внутренней гармонии, Летаврус поддался настоящему звериному инстинкту.
Обратив свой взгляд в сторону удаляющегося оборотня, вампир ехидно улыбнулся.
– Стой! – безобидное слово, предназначенное для остроконечных ушей зверя, само собой обрело повелительный тон и сказано было с довольно необычной для человеческого голоса интонацией.
Оборотень продолжал медленно шагать в сторону Густава, притаившегося где-то среди полок с книгами; но в последний момент волчья морда все же повернулась на неожиданно прозвучавший в ее адрес приказ.
Никс не стал ждать, когда наступит его час расплаты – ему не терпелось ответить на дружеское приветствие, оказанное ему зверем.