План D накануне
Шрифт:
— Размышляя над этим, возможен ли был исход, то есть верили ли вы лично, что способны… в случае абсолютного везения, разумеется, в случае, если бы всё причудливым образом наталкивало вас на разгадку, а если падающее удилище оставалось без внимания, то поднималось бы снова самостоятельно и падало вам на голову, так вот, верили ли вы, что однажды сможете утвердиться в каком-то мнении относительно этого?
Застывший в этот миг лицом к стене, Зоровавель обернулся.
— Не хватает восьмёрки и семёрки.
— Вряд ли я мог ожидать большего и от потревоженного блюдцем Готфрида Лейбница.
В дверь раздался негромкий стук, она тут же приотворилась, в щели ровно такой, чтобы пролезли плечи, показалась фигура карлика в высокой шляпе, скрывающей лицо, и чёрном плаще, как видно, из пинкертонов. З. отрицательно помотал головой, словно отказываясь поручать это дело иностранному агентству. Но, возможно, уже был близок к этому. У них, по слухам, иногда даже почтовые голуби с фотографиями формул гематрий разных культур сужали круги и теряли высоту, ожидая, пока клиент созреет. Он не уходил, срисовывал конкурента, подлец, верный прихвостень своего бюро,
Однажды Т. слышал про головоломку, где сведенья были зашифрованы при помощи трезубца от какой-то там статуи, находящегося в частной коллекции истукана с острова Пасхи, дневника с невидимыми чернилами, «Искусства трагедии» Жана де ла Тая, Гентского умиротворения, гелиоцентрической системы Томаса Диггеса, чертежей Бернардинского костёла, обстоятельств занятия Болотниковым Калуги в 1606-м году и даты основания Мичуринска.
— Бумагу и перо мне, живо, — не отрывая взгляда от записи.
Он стал лихорадочно шарить по столу, Теофраст сам поднялся и подошёл, обмакнул в чернильницу и на газете, выше фотографии — Николай II с огромными усами смотрит на читателя, и здесь же сообщено «С нами Бог» — стал проводить лучи.
Часовой на стене патрулировал свой участок как в последний раз, держал наготове винтовку, смотрел по сторонам, глотал Вселенную. Этой ночью звёзды над Восточной Европой кристаллизовались в нечто более конкретное, нежели газовые шары. Их было столько, что, имей он возможность смотреть вверх, а не только вниз и по сторонам, проводил бы мысленные длины без ширины от точки к точке, пока не сообразил, в какой стороне его дом или не упал со стены, потеряв равновесие. Елисей признавал два вида мёртвых зон — те, в которых не видно наблюдателя, и те, в которых не видно наблюдаемого, он в своём правильном марше то и дело попадал в обе. Всё равно узкий деревянный настил, наведённый ими поверх изначального каменного валганга с целью одновременного усиленного, с одной стороны проходил впритык с разномастными брустверными элементами, а с другой нависал над сетью внутренних дворов, вблизи стены больше напоминавших колодцы. В одном из таких сейчас спали несколько по разным причинам утративших возможность нести вахту караульных. На них он тоже посматривал, а один раз прямо засмотрелся. Ступени для пушек теперь под настилом, он выше пушек в любой момент времени. Вертикаль леса в зависимости от зоны, из которой осуществлялось патрулирование, то, кажется, приближалась к разделу камня с травой, то отдалялась. Дежурство не лимитировалось по времени, он ходил здесь уже долго. Настроение хуже некуда, вряд ли это возможно изменить — слишком много было совершено ошибок. Тварный мир — вместилище бездны распутств и психических изъянов, претворяемых в жизнь сильнейшим участником антропогенеза и библейской хронологии. Что-то подобное, кажется, и заставило их, если присматриваться на уровень-другой глубже, поступиться честью, допустить возможность прощания с близкими, дать взять верх гену некоей господствующей когда-то фратрии над мутацией домоседа. Никто из них, от последнего гончара до первого стригаля эмоций, не переизобретал ничего, ни предпосылки, ни наличие или отсутствие каких-либо положений дел, ни трансдуктивные умозаключения, ни чёрное и белое. Со стены он прекрасно видел, насколько светло внутри и темно снаружи города, беря в расчёт, разумеется, этот убывающий пропорционально вере в одного бога с Рождества Христова звёздный свет. Псевдоэлектросвет.
Когда Т. оказался в подвале башни, то сразу каким-то образом ощутил, что это не понравилось князю. Он, кажется, заворочался в гробнице, куда его определили, предприняв ряд мер. Камень в синих прожилках, светящихся на дождь и перепады атмосферного давления снаружи, где за годы его отсутствия поскучнело. Приведённые им люди втянулись в быт и передали по цепочке именно такую традицию, от отца к сыну, в конец наплевав на совокупность фундаментальных установок стохастичности. А к нему в своё время заходили, не зная, когда и в каком из дюжины состояний выйдут обратно. Так вот чему необходимо последовать сейчас, чтобы понимать, где чья вотчина, бардак, как в лучшие поры княжеств, пребывающих на пороге воссоединения.
Хотя когда-то он всерьёз рассматривал демократию, переняв пару приёмов, катаясь по вольным городам. Например, сама дискуссионность всего и вся; мощные споры из-за мизерных, жалких подробностей всегда восхищали его, а именно та конструкция из слов, изобретательности и эмоций, которая в результате вырастала из полной ахинеи, вроде того, левой или правой рукой держал свой член праведный Арфаксад, когда справлял нужду. Или вопрос реального действия, задаваемого демократическим строем, но постепенно распространяемого на всё, на преследование нарушителей закона, на костры на площадях, на требования гильдий, на легитимность голубиной почты, на мужеложство, на свободу вероисповедания. А если выберут не его? А если жена и сын на семейном совете проголосуют за поездку не на Готланд, а на Средиземное море? Разумеется, никто его не выберет, здесь он не питал иллюзий, разве что здоровую толику злобы, что он им всё организовал,
Потом явился человек с сектантом, не просто там отколовшимся от господствующей традиции, а флокулянтом широких масс, эссенции ревивализма, никакой карманный словарь не отзовётся лаконично, и всё закончилось. Утром над больницей появилась растяжка на русском языке: «Мы уже заебались оказывать вам помощь». Цех амулетов не изменился.
Замкнутый круг внутри него был недвижим, накапливая энергию. Хрупкие фигуры, одетые во что попало, летнее, чуть ли не в смётанную ниткой листву, замерли в напряжённом ожидании. Земляной пол, панорамные окна. Важность при изготовлении, как их наставляли, пытаясь объяснить видение коменданта, усматривалась им в положениях «от зари до зари» и «будет аттестация». Заготовка булькала в чане, от него шла латунная труба для долива, он стоял на кране в углу, барабан доходил до пояса, нога в сапоге ждала на педали, рычаг с мягкой головкой дрожал возле кожи, звеня от малейшего дуновения вдоль вектора натяжения; вдруг от ягодицы до голени его словно пронзила судорога, неслышный никому другому звон, они подняли руки, пропорционально сузили круг, опустили сцепки, снизу, сходясь, в едином шквале подняли глину из ёмкости, стали гладить и взвивать общим движением хоровода, уплотнившегося, цыган дёргал стопой уже в исступлении, женщины разошлись, замерли на окружности, жадно вбирая воздух, потом сместились, подняли форму, эмблемный атрибут, порождающий манию им обладать, он повернул кран, глина начала напирать снизу, поддали вверх, фаллос уже выше их голов, пока начерно, каждый подход разгон всё стремительней; когда член начал клониться, бой умолк, стали дуть в основание, Пануель побежал в другой угол барака и нажал рубильник, запустивший вентиляторы под потолком.
Он, будучи кем-то иным, не Теомиром Иессеевым, сидел в богато обставленном кабинете. Перед ним в кресле с высокой спинкой расположился Витте собственной персоной, рассуждал о труде и крестьянах; видящий, держа на коленях записную книжку, делал пометки.
— Как может человек проявить и развить не только свой труд, но и инициативу в своем труде, когда он знает, что обрабатываемая им земля через некоторое время может быть заменена другой, неизвестно какого характера. Он знает, что плоды его трудов будут разделены не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю, то есть, откровенно говоря, по усмотрению, когда он может быть ответственен за налоги, не внесенные другими. Когда он не может ни передвигаться, ни оставлять своё, часто беднее птичьего гнезда, жилище без паспорта, выдача коего зависит от всё того же усмотрения. Одним словом, его быт в большой степени похож на быт домашнего животного с тою разницею, что в жизни домашнего животного заинтересован владелец, ибо это его имущество, а Российское государство этого имущества имеет при данной стадии развития государственности в излишке, а то, что имеется в излишке, или ценится мало, или совсем не ценится.
Последнюю мысль он силился одолеть не отрывая пера, не успевал, рука, как это бывает во сне, почти не слушалась, прорываясь сквозь словно сгущённый воздух.
Якобштадт. Двуглавый орёл на аптеке как живой, люди с транспарантами, огромное множество, как далеко во времени он его забросил? Шею ломило от того, с каким энтузиазмом он высматривал всякие летательные машины, но ни одной не показалось. Он шёл в толпе по площади. Поток вливался в неё непрестанно, из прилегающих переулков и вообще. До чего же всё мрачно. Вроде как эта людская масса ведома, иными словами, и сейчас совершает нечто необходимое, меняет жизнь, почему же им так невесело? Некоторые кричали из окон домов, работавших сейчас берегами, бороды сливались с шинелями, мелькало немало детей в гимназистских платьях, в рванье, иные были вознесены на шеи отцов. Все, как правило, из каких-то партий, типа социалистов-революционеров, Польской социалистической, Всеобщего еврейского рабочего союза Литвы, Польши и России, Белорусской социалистической громады, Финляндской партии активного сопротивления, Латышских лесных братьев и многих других. Все требовали либерализации страны, улучшений условий труда и расширения гражданских свобод, по мнению Петра Дмитриевича, не противоречивших условиям государственности. Им бы, думали они, хлеба, вот довели народ, уже хлеба не пожевать, в гриву их всех, пичкают, суки, гарнизоны, которые за них, ну а мы тогда против. На «Старом Парвиайнине» такая стачка, что Боже мой, любо-дорого, товарищи с «Розенкранца» тоже поднимутся, а то как же. В жандармскую команду брошена граната, ранена лошадь, безвинное, но не теми зафрахтованное существо, а они те существа. Петроградский военный округ выведен в самостоятельную единицу, надо обзаводиться своими, да вот беда, итеративы затуманились напрочь, такое дело, прямо так брать и командовать…
В том же кабинете за тем же столом вместо Витте сидел Трепов, на сей раз он знал, кем является — английским публицистом Стэдом.
— Система, которую проводил Зубатов вместе со мной и, в сущности, по моей инициативе, была попыткой поднять социальное положение рабочего класса в Москве. Мы шли к нашей цели тремя путями: первое, мы поощряли устройство рабочими профессиональных союзов для самозащиты и отстаивания их экономических интересов; второе, мы устроили серию лекций по экономическим вопросам с привлечением знающих лекторов; третье, мы организовали широкое распространение дешевой и здоровой литературы, старались поощрять самодеятельность, способствовать умственному развитию и побуждать к бережливости. Результаты получились самые лучшие. До введения системы Зубатова Москва клокотала от недовольства. При моем же режиме рабочий увидел, что симпатии правительства на его стороне и что он может рассчитывать на нашу помощь против притеснений предпринимателя. Раньше Москва считалась рассадником недовольства, а теперь там — мир, благоденствие…