Планета матери моей. Трилогия
Шрифт:
— Теперь пахота и сев ведутся только машинами. Но у трактористов свой бригадир, он следит за работой, он дает указания. Я же, если говорить по-честному, только болтаюсь под ногами. Нравится мне или нет качество работ — до этого никому нет дела. Вот если бы трактора закрепили за каждой бригадой да и трактористы были не пришлые, а из местных!..
Когда наша машина двинулась дальше, я заметил, как Латифзаде вжался в заднее сиденье, будто зазябнув. С тех пор как, выражаясь фигурально, он получил щелчок по носу, я больше не слышал его голоса.
— Вы
— Собственно, нет. Намеревался досконально проверить политико-массовую работу здесь, на месте. Вынести вопрос на бюро.
— С бюро разумнее повременить.
— Почему?
— Сейчас самое важное — сев. Не то что лекторов некогда слушать, а и газету раскрыть. Последние известия колхозник прослушает на сон грядущий по радио. Но если среди ваших пропагандистов имеется толковый агроном, пусть подъедет к Али на несколько дней. Они найдут общий язык.
— Исполню ваше распоряжение.
— Вы в бога верите, товарищ Латифзаде? — неожиданно спросил я.
— Что?! Шутите, конечно?
— Нимало. Сам видел, как бригадир Али, едва мы отъехали, воздел руки к небу: мол, благодарю, всевышний, что начальство наконец убралось. Теперь еще не посылай дождика, пока не отсеемся, и все будет в порядке.
Латифзаде насупился:
— Зачем ему такая молитва?
— А затем, что, кроме аллаха, не на кого надеяться. Тракторист разобиделся и бросил пашню, а мы пробубнили десяток общих слов, но ничем конкретно не помогли. Пора кончать с кавалерийскими наскоками! Встречаться с колхозниками следует только по деловым поводам. Необходимо как можно скорее получить почвенные карты каждого земельного участка, тогда урожай можно будет проконтролировать грамотно, а замороченный Али перестанет цепляться за подол аллаха.
Во второй половине дня, уже в одиночку, я побывал в «девичьем звене», о котором недавно писала районная газета. Девушки-механизаторы из Ясты-тепе не захотели работать вразброд, сегодня на одном поле, завтра на другом. Ранней весной они приложили немало сил, вспахав бросовую землю. Самолично очистили от камней, выкорчевали кусты. Звеньевая приглашала меня посмотреть возрожденный участок. Собственно, ради этого я и поехал в Ясты-тепе.
Временный полевой стан трактористки устроили с чисто женским изяществом: навес был разукрашен зелеными ветками, повсюду красовались букетики первых цветов. Словно стая журавлей, девушки потянулись мне навстречу, одна краше другой! Лица их улыбались; яркие платки бросали заревой отсвет на румяные щеки.
Звеньевая Хейран задорно сказала:
— Мы хотим сами с начала и до конца работать на этом участке: вспахать, посеять, собрать урожай. А парни пусть промоют глаза водой, когда увидят наш результат! Так, подруги? — И деловито добавила: — Нам обещали отвести воду от главного канала, но пускать ее по арыкам жалко, много пропадет зря. Помогите, товарищ секретарь, добыть поливальную установку. Опрыскивать посевы намного экономнее. Да и листьям нужна влага.
— Постараюсь помочь. А
Девушки переглянулись.
— Ни с кем. Сами с собою.
— Кто же тогда выйдет победителем?
— С нами некому тягаться, товарищ секретарь!
— Ого, как смело! Неужели здешние мужчины от страха попрятались по щелям? Сегодня же переговорю с вашим председателем, пусть подберет вам достойных противников.
Девушки забеспокоились:
— Не надо. Они все равно прибегнут к плутням: посеют больше, чем укажут. Потом навалятся всем скопом и уберут за одну ночь. А мы промолчим, чтобы не позорить колхоз.
Мне очень понравились бойкие девушки. Спросил, не хотят ли они учиться дальше и любят ли стихи? Оказалось, что почти каждая умеет слагать баяты. Я предложил послать к ним в порядке шефства молодого поэта из города: они обучат его водить трактор, а он проведет с ними литературный семинар.
Девушки залопотали, словно стая вспугнутых куропаток. Одна из них, светловолосая, кокетливо бросила:
— Разве ваш поэт захочет променять крашеных городских красоток на нас, сельских простушек?
— А почему бы вам тоже не прибегнуть к помаде и пудре? — подначил я. — В порядке соревнования?
— Ну уж нет! — вскричала Хейран. — Подкрашенными ресницами приманить парня, конечно, можно, но когда тушь сползет — мужу хоть из дому беги?
— Есть тут неподалеку такая профессорша, — ядовито вставила блондинка. — Муж, говорят, ночует в лаборатории, лишь бы пореже ее видеть.
— Товарищ секретарь, — сказала звеньевая, серьезно хмурясь. — Пошлите-ка в наше звено вместо поэта эту самую профессорскую жену. Привыкла кататься на переднем сиденье в легковой машине, а мы ее посадим на хлопкоуборочный комбайн. Пока научится семь ручек вертеть, семь потов сойдет. Авось поумнеет.
Я понял, кого они имеют в виду. Дипломатично отозвался:
— Непременно передам Халиме-ханум ваше предложение. Какие еще просьбы?
— Пусть поторопятся с отводом воды. Мы нашли старые арыки. Еще деды говаривали: где вода текла раньше, там снова потечет.
— Скажите композиторам, чтобы песню о нас сложили, — снова высунулась вперед языкастая блондинка.
— А на чьи слова? Без поэта все равно не обойтись!
— Слова мы сами придумаем. Сказать по правде, мотив тоже есть, только нотами записать не умеем.
— Значит, пора открывать здесь музыкальную школу?
— Замин-муэллим, — краснея, сказала вдруг одна из девушек, — мы слыхали, вы тоже стихи пишете? Только не обижайтесь на нас, пожалуйста!
— Какая же в этом обида? Разве способность к стихотворству унижает человека? Почему секретарю райкома этого стыдиться? Сочиняйте, девушки, на здоровье. Даже маленький дар способен принести вдохновение. А вдохновение — в стихах ли, в работе ли — это ведь и есть счастье!
Девушки зашушукались, расступились, и вперед выступила самая маленькая из трактористок, почти девчонка на вид. Потупившись, она протянула мне исписанный листок бумаги: