Планета Йоргов
Шрифт:
Ораторы сменяли друг друга, и всё возраставшее возбуждение охватило уже большинство участников мистерии. Тогда высокий жрец в белом плаще и светящейся короне призвал к прекращению диспута. Он начал произносить молитву, которую все хором повторяли за ним.
Потом он встал в самой середине, остальные выстроились за ним, и длинная лента, извиваясь, медленно двинулась, кружась по залу. Вслед за ведущим жрецом люди нараспев повторяли одни и те же слова, хлопая ладошами в такт. Движение перешло в танец — всё ускорявшийся, бешенный, как вихрь.
Теперь уже все находились в состоянии наивысшего напряжения,
Опять пели хором, но теперь уже в музыке не было ничего мрачного: она звучала спокойно, умиротворенно, и постепенно в зале становилось всё светлей. Наконец, продолжая петь, люди встали и двинулись к выходу.
Я тоже хотел уйти с ними, но высокий жрец остановил меня и предложил задержаться. Пение звучало всё тише, замирая вдали.
За длинным столом я ужинал с жрецами — теми, кто обладал мистическими знаниями. Они были избраны в коллегию храма с возложением на них заботы о нем и организации мистерий. Были довольно высокого мнения о моих знаниях: повторили предложение стать мне жрецом. Голосование можно было бы провести уже во время следующей мистерии. Но, несмотря на любопытство, отказался: чувствовал тогда, что мистика чужда мне.
Позже, уже будучи журналистом, снова побывал в храмах. Я сразу же заметил, что мистерии стали спокойней и малочисленней.
Мне снова предложили стать жрецом во время кампании против употребления в пищу мяса неполноценных, обещая взамен поддержку всех мистиков. Они рассчитывали этим повысить свой моральный авторитет, чтобы привлечь в храмы новых приверженцев — взамен тех, кто в большом количестве покидал их. Но я и тогда считал, что мне с ними не по пути: союз с ними поэтому не был для меня приемлем.
Храмы просуществовали после этого всего лет десять. Мистики ждали прихода того, кто перевернет или уничтожит мир, но прекратит состояние безнадежности. Но ничего не происходило: их надежды не оправдались. И вера людей, не обладавших беспредельным терпением предков, угасала. Храмы пустели, и — наконец — мистерии прекратились.
Один из храмов потом сохранили как музей, остальные переоборудовали. Исчезли и жрецы: вернее, прекратили деятельность — жречество ведь не было их профессией. Среди них было немало высоко талантливых людей: философов, психологов, художников, поэтов, артистов, режиссеров. Это способствовало успеху мистицизма на первых порах.
Но мистики были, всё же, сугубо дети своей эпохи. В том, что в религии, воссозданной ими, не было места культу матери. И среди скульптур и икон в их храмах отсутствовали изображения матерей с младенцами на руках: Исиды с сыном Гором и Марии с Иисусом. Среди картин не было ни «Мадонны Лита» или «Мадонны Бенуа» Леонардо да Винчи, ни «Сикстинской Мадонны» Рафаэля, ни «Мадонн с младенцем» Перуджино или Кранаха Старшего. Не звучали никогда «Ave Maria» и «Stabat mater». Матери были не нужны никому из современных людей».
69
— Было ли подобное на Гардраре?
— Нет.
— Ты уверен?
— Да. Мы же прошли более долгий путь общественного
И очистились: уничтожили все религиозные книги — едва ли что-то осталось. Как и подобия ваших храмов, где до самого их конца безжалостно сжигались многочисленные человеческие жертвы грозным богам космоса, имен которых теперь никто даже не знает.
Подобное возродили потом, уничтожая тех, кого отбраковывали. Так же — не жалея — совершенно: людхи были более бессердечными, чем люди.
К сожалению, мне почти нечего больше сказать, мой старший брат Дангкх. Поэтому давай снова вернемся к тому, что удалось вам обнаружить в архиве Ларлда Старшего.
— Как я уже сказал тебе, почти ничего. Только то, что нашел там Марк, имя которого дали мы Марику.
Как оказалось, Лал в определенной степени пересмотрел свои взгляды на религию. Основным предметом рассмотрения успел он сделать книги, входящие в так называемый Танах, то есть древнейшую часть Библии, с которой был знаком, еще когда начинал делать свою докторскую диссертацию.
«Шесть из десяти заповедей древнейшей части Библии, Торы, кажутся мне нисколько не устаревшими и сейчас.
В пятой заповеди сказано: Почитай отца твоего и мать твою, как повелел тебе Г-сподь, Б-г твой, чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Г-сподь, Б-г твой, дает тебе. Кто сейчас знает своего отца или свою мать? Ведь оттого творится сейчас то, что значительная часть людей превращается даже не в рабов, а чуть ли не домашних скотов.
В шестой: Не убивай. А мы убиваем: доноров, подопытных. Не из жестокости, правда: исключительно «для пользы дела».
В седьмой: Не прелюбодействуй. А чем мы все занимаемся? Иначе, как промискуитетом не назовешь. Сколько-то постоянные связи, где присутствует определенная привязанность друг к другу, ведь являются редчайшим исключением.
В восьмой: Не кради. Иначе говоря, не бери не свое — тайно, без согласия владельца. Ну, так именно это делается с неполноценными донорами-смертниками: внушая им ложную мысль, что будущее у них еще счастливей, и они с нетерпением дожидаются «переезда», для которого старательно тренируются.
В девятой: Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Мы мысленно произносим, что неполноценные вообще не могут считаться людьми в полном смысле. Это открыто высказали некоторые в пылу полемики о допустимости употребления в пищу мяса неполноценных: я слишком хорошо запомнил.
И в десятой заповеди: Не желай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего. То есть, имущества другого: но что теперь является главным имуществом этого другого? Ничего из перечисленного: только большая научная слава, предоставляющая координационное разрешение на проведение сложных и энергоемких экспериментов и увеличение фонда времени использования суперкомпьютеров. И как не пожелать того: недаром были попытки плагиата, повлекшие наказание длительным всеобщим бойкотом».