Планета

Тарасов Андрей Александрович

Оставив банки на кухне, прошли в зал. Телевизор гудел какой-то музыкальный клип, Зося с Лиэль на полу кроили, Эльза смотрела в окно. Обрадовала: - Борн, эти казаки тебе сейчас забор сломают.

Посмотрел, действительно, парочка казаков уже оседлали забор. Ещё с два десятка стояли на дорожке, беседуя про наши души.

– Их надо как-то отогнать.

– Фу, Борисов, где ты опять выпил, в гараже? И ты, Борн!
– принюхалась Эльза. Борисов не отвечая, что-то обдумывал. С пола донёсся голосок Лиэль:

– Надо что-то написать, что

бы они ни лезли.

– Карантин. Вход запрещён!
– придумала Эльза.

– Ага, а потом появится местная бригада психиатров с дюжими санитарами, хвать всех!
– выдала Зося. Все обеспокоенно посмотрели на меня.

– Так, Лиэль, пиши, переодевайся, и пойдём вешать предупреждение, - спокойно откликнулся.

– Почему я?

– Счас, за неподчинение, Борн тебя на губу отправит!

Поднялся шум. Я в это время, сходив в спальню Лолиты, нашёл там альбомный лист, фломастер и две кнопки - шпажки. Принёс.

– Пиши - карантин. Я пойду, речь для казаков придумаю.

– Борн, зачем ты мою дочь, туда, отправляешь!
– взвилась Эльза-маман.

– А кто идею подал? Та не съедят там твою, Лильку!
– Борисов её одёрнул.

Я вышел. Закурил на крыльце и, посматривая на казаков, обдумывал свою "речь". Казаки с забора слезли, но гул их голосов стал сильней. Дождался шагов в коридоре за прикрытыми дверьми и, не оглядываясь назад на Лиэль, пошёл к калитке. Мне было весьма не по себе. Перед калиткой до меня и казаков донеслось -та-та - со стороны вокзала. Казаки, отхлынув до дороги, смотрели, то на окна дома, то на меня, то в сторону вокзала, тихо волновались. В общем, вышел я за калитку, сделал три шага влево и сказал:

– Здравствуйте, станичники!

Станичники, открыв рты от изумления, смотрели за мою спину. Удивлённый, обернулся. Лиэль, простоволосая, в прозрачной блузке, голубых джинсах и туфлях на шпильках, оттопырив попку, старательно, кнопила альбомный листок к забору. Прикрепила и сбежала. Я тоже ушёл. По-английски.

Со смешанными чувствами прошёл в зал. А там было такое веселье. Борисов, вообще лежал на полу. Ляльки, покатываясь со смеху, смотрели что-то на экране мобильника.

– Смотри, запечатлели исторический момент! Парочка цепляет что-то к забору. Она задом! Ха-ха! И Эльза нас от веселья отвлекла:

– Мальчики, а к нам пожаловал местный начальник. Фу, солдафон, важный, тупой, но с замашками.!

В окне мы и, правда увидели статного здоровяка в офицерской казачьей форме, с шашкой на боку, вылезшего из впервые увиденного здешнего гужевого средства передвижения. Казаки, встав по стойке смирно, преданно "ели" глазами начальство.

– Эльза, а его тут уважают, глянь на казаков.

– Это здешний атаман?
– спросила Лиэль и добавила: - Мама, да он вроде адекватный.

– Ну, не тупой, так тугодум, - только и уступила Эльза.

– Точно тугодум, но старательный, - голосом Задорнова изрекла Зося.

Условно атаман, дойдя в это время до калитки, прочитал

надпись на листе, задумался, посмотрел на окна дома, отошёл к казакам и стал их расспрашивать. Казаки делились впечатлениями, так сказать культурного плана. Прибыли ещё офицеры, молодые казаки стали расходиться; а потом, видно найдя тутошнего шефа, прискакал гонец. Доложился, босс в погонах надолго задумался, посматривая время от времени на наши окна.

– Он нас видит?
– шёпотом спросила Эльза.

– Что-то ему от нас надо. На вокзале стреляли, и он маракует, не связаны ли мы с теми солдатами.

– Это ты, Борн, лялек солдатами сделал. Наряды вне очереди, окопы, пониаишь. Какая стрельба?
– Борисов удивлённо уставился на меня. Пришлось объясняться с пальбой. Эльза хмыкнула:

– Ты, Борисов, и пушечный выстрел не услышал бы, у Борна вон - стеклопакеты. И вокзал далеко. А ты это куда смотришь? И все посмотрели на Борисова, который смотрел в телевизор. Там у шеста изгибалась полуголая танцовщица, а по сцене бегал, "рэпя", перекачанный, э, афроамериканец.
– На душку - мулата смотришь?

Все опять разулыбались. Зося от окна: - Ой, он сюда идёт!

– Эльза, шмотьё уберите, мы пойдём, пообщаемся с местным шерифом. Борн, пошли, - предложил Николаич, и я пошёл, поставив просмотр на паузу.

Атаман ждал нас на пороге калитки. За забором осталось несколько офицеров и казаков постарше. Мы остановились в метрах в двух от него. Официоз начинался.

– Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, Роман Михайлович. Представьтесь, господа! Попрошу ваши документы.

'Оба-на! Тёзка! И голос "настоящего полковника!' Я с интересом его разглядывал. Комплекция Борисова, темноволосый, румяный, с усами "карандаш", синие глаза строго смотрели в упор. На меня, Борисова и мою кобуру с пистолетом.

– Борн Роман Михайлович, домовладелец.

– Борисов Иван Николаевич, честь имею, - пафосно доложился Николаич, потом крякнул и подал паспорт...

– ...действительно до 14 декабря 2012 года, - озвучил Шатров запись из моего разрешения на служебное оружие.
– Господа, а из какого вы ...года?

– Из указанного в разрешении. Из 2012 года мы-с, - церемонно отозвался Борисов.

– А у нас - 1912 год. Непорядок, господа. Не находите?..

– Прошу, - сделал приглашающий жест. Стоять у калитки дальше было неумн'o.

Пошли смотреть с атаманом домовладение. Шатров, оставив свиту, прошёлся по двору, с интересом осмотрел машины, потрогал пластик окна. Пригласили его в дом. В сапогах. В прихожей, атаман, сняв фуражку, перекрестился, потом с интересом огляделся и двинулся к двери зала. В прихожей ляльки прибрались и решили отсидеться в зале. Счас. Борисов открыл двери, Шатров вошёл, мы протиснулись за ним.

'Ляльки, ляльки, боже, боже, я вас на галеры отправлю!' Дамы платья и обувь убрали, а трусики, бюстгальтеры и ночнушки оставили на мягкой мебели, телевизор не выключили.