Плащ душегуба
Шрифт:
Спенсер тем временем собрался спускаться по лестнице.
– Что ж, неудивительно. Каждый, кто изобретает подобные штуковины, наверняка слегка не в себе.
– Non compos mentis, [19] – тихо сказала Лиза и пошла за ним следом.
В оранжерее Калеб снова остановился перед портретом.
– Толстый старый дурак.
– Ой, да перестань строить из себя крутого и признайся, что тебе его не хватает, – сказала Лиза.
– Ага, как дырки в голове, – вздохнул Калеб. – Которую я непонятно зачем холю и лелею. Надеюсь, с ним все в порядке.
19
Невменяемый (лат.). (Прим.
– Ну вот, не так уж это сложно, правда? – Лиза заправила за ухо Спенсера упавшую прядь, убрав ее со лба, который последнее время стремительно увеличивался, выдавая явные признаки облысения. – Знаешь, а ты еще весьма привлекателен для своего возраста.
– Лиза… Даже среди всего этого жуткого безобразия не могу не сказать, что я тоже заметил…
– Заметил что?
– Это просто удивительно.
– Что именно?
– Что ты выглядишь точно так же, как в тот день, когда мы познакомились.
Лиза считала, что утратила способность краснеть, но все-таки покраснела – комплимент затронул романтическую струнку в ее душе. Она сделала вид, что закашлялась.
(Но я-то знаю, о чем она подумала. А подумала она вот что: «Давай просто вернемся к делу, ладно? Иначе я буду вынуждена повалить тебя на пол и заняться сексом прямо здесь, а это сейчас совсем некстати, поскольку до конца всей истории еще далеко». Наверное, мне тут стоит добавить, что в девятнадцатом веке краситель для бюстгальтеров делался из летучей смеси скипидара и радия и не предназначался для вдыхания.)
Внезапно раздался оглушительный хлопок.
Стекло в потолочном окне разлетелось вдребезги. Масляная лампа погасла, и оранжерея погрузилась во тьму.
Лиза взвизгнула.
– Калеб, ты где? – закричала она.
Что-то большое рухнуло на пол. Лиза принялась шарить по ковру, пытаясь понять, что упало. Ее рука наткнулась на распростертое тело бывшего возлюбленного, застонавшего от боли.
– Калеб, Калеб, ты меня слышишь?
– Лиза, – сказал Спенсер слабым голосом. – Кажись, в меня попали.
И он отключился.
История, рисуя стерильный портрет так называемого Золотого века, давно позабыла Франни Роз Мелочевку и Эмму Мэй Щепотку. Наша память обладает потрясающей способностью стирать неприятные картины прошлого. (По крайней мере так всегда твердили мои мама и папа, говоря обо мне.)
Франни Мелочевка и Эмма Щепотка были карлицами-проститутками с Малбери-Бенд. Они дружили с детства, и их почти никогда не видели порознь. За пятьдесят лет нелегкой жизни они перепробовали множество занятий: были старьевщицами, соплеподтирщицами, чистили грызунов и укладывали сосиски в хот-доги фирмы Сабретт. Но свое истинное призвание они нашли в торговле собственными шкурами.
Странная парочка была очаровательна, насколько это слово можно применить к грязным шлюхам. В другой жизни, вероятно, их могли бы называть «дорогая тетя Эмма» и «милая тетя Франни», но в этой жизни их звали еще «Эмма-Наводчица» и «Франни-Брызгалка».
Ничего необычного в них не было (если не считать того, что Эмма на самом деле доводилась внучкой герцогине
А тем временем в неприметном кирпичном особняке душегуб, облачившись для убийства, запер свою дверь и спустился по лестнице.
Внизу он наткнулся на любопытную домохозяйку госпожу О'Лири, которая вышла из боковой двери гостиной.
– О, добрый вечер, доктор. Хотите прогуляться вечерком по городу? Я слышала, в «Орфее» дают «Маленьких Фоев», [20] да. Но, возможно, вас больше привлекают негритянские песенки? «С каблука на носок и обратно прыг-скок, я пляшу как Джим Кроу, и кружится все вокруг». Эта «Банда шаркунов» – настоящий ураган, вот что. А их намазанные белым рты! Бог мой, но ведь они…
20
«МаленькиеФои» («Семь маленьких Фоев») –знаменитая комедия режиссера Мелвилла Шейвелсона (1955) с Бобом Хоупом и Джеймсом Кэгни в главных ролях (Прим. ред.)
Киллер прижал указательный палец к губам госпожи О'Лири. Он вложил ей в руки письмо и затем так же неторопливо убрал палец.
– О, простите, – сказала госпожа О'Лири. – Я могу так еще долго, правда ведь? Полагаю, вы хотите, чтобы я его отправила?
Странный доктор кивнул, подхватил свой портплед и вышел из дома. Госпожа О'Лири крикнула ему вслед:
– Тогда приятно вам провести вечер!
В 10.20 вечера Франни Роз Мелочевка и Эмма Мэй Щепотка разделались со своим скудным ужином, получившим прозвание «бедняцкий харч», и вернулись на улицу. В их планы входило насшибать деньжат, чтоб хватило на грязный матрас в только что построенном «Хайятте», включавшем ночлежку и номера. Но бизнес шел вяло, и «гонять мышку в норке» им приходилось не чаще, чем примерно раз в полчаса.
– Говорю тебе, Эмма, за этим делом – будущее.
– За каким?
– За профсоюзами!
– Про – что?
– Да не про что, а за чем! За профсоюзами. Слушай, когда-нибудь все эти бандиты и головорезы соберутся в это… междусобойное братанство. А мы что, хуже? – Франни отличалась неиссякаемым оптимизмом в его самой наивной и непритязательной форме.
– Так этот про… союз будет союзом проституток?
– Ну да! Наконец-то до тебя дошло.
– Не знаю… Что-то мне не хочется выряжаться и ходить на всякие там митинги и не знаю чего еще.
– Митинги? Что за чушь? Не придется тебе ходить ни на какие митинги.
– Нет?
– Нет, ты сможешь передать свой голос по доверенности. Я обо всем позабочусь, дорогая, хорошо?
– И что бы я без тебя делала? – сказала Эмма.
– Милая моя, мы с тобой, как говорится, два сапога пара, – рассудительно заявила Франни, приобняв товарку за плечи. – Дай-ка своей закадычной подруге отхлебнуть чуток из твоей фляжечки.