Пластиглаз
Шрифт:
Черкасов просиял:
– Так это, зёма, совсем другое дело! Молочка попьём, хавчик знатный заделаем! Я бойцам скажу, всё в лучшем виде сделают. Ты как насчёт?..
– Черкасов ткнул себе пальцем под челюсть.
– По паре капель организуем? Мы же тёзки, а?
Нечаев, усмехнувшись, покачал головой.
Вышли на центральную дорогу, идущую от КПП через всю часть, мимо плаца, столовой и штаба к артскладу.
– Да не ссы, тёзка, всё нормально будет, - подмигнул Черкасов и вдруг заорал: - О, бля! Духи! Духов ведут!
Впереди, на плацу, действительно колыхалась болотного
– Зёма!
– вновь заорал Черкасов, приветственно махая рукой.
Сержант повернул голову. Расплылся в улыбке:
– Какие люди! И под конвоем!
Загоготал, довольный остротой. Неожиданно оборвал смех и рявкнул на строй:
– Смирно!! Шо за смехуёчки в строю?!
– вновь повернулся и приглашающе махнул рукой.
Чёркасов, даже не взглянув на Нечаева, направился к плацу. Ефрейтор, потея и поводя лопатками, нехотя поплёлся следом.
От духовских новеньких гимнастёрок и сапог в воздухе плыл характерный, сладковато-терпкий запах. Бледные пятна не успевших ещё почернеть и задубеть под местным солнцем лиц с интересом и опаской разглядывали губаря и конвоира с «калашом» за спиной.
Нечаев приосанился и вдруг отчётливо вспомнил себя самого, стоящего здесь же. Голодного, измотанного и запуганного. И сержант Тищенко, тогда ещё младший, сам только из учебки, стройный, не отъевшийся ещё, не матёрый, вышагивает перед их учебной ротой, супя брови и оглаживая полы гимнастёрки, проверяя поминутно складку за ремнём на пояснице. Год прошёл, а ничего и не изменилось существенно. Тот же плац, тот же Тищенко. Да и сам Нечаев... Та же тоска, та же тягота, да и дембель, хоть и ближе стал, а всё равно - не видать отсюда. Время лишь сделало круг, мало что изменив. В его, нечаевской жизни, во всяком случае. Только лето прошлое было дождливое и холодное. Болел постоянно, а если в санчасть попросишься, так пожалеешь, почему не помер сразу...
Черкасов, будто мысли прочитав, хохотнул:
– А ведь и мы когда-то тут парились и шуршали, верно, тёзка?
Подойдя к сержанту, Черкасов обнялся с дружком, похлопывая его по спине. Отлепившись, приложил руку к непокрытой голове, выпятил вперёд живот на генеральский манер, и дурачась, проорал в сторону строя:
– Здравствуйте товарищи духи!
Строй ответил молчанием.
Черкасов удивлённо переглянулся с сержантом:
– Не понял... Они у тебя что, Колян, службы не знают?
– опять приложил руку к голове и сдвинув брови, прорычал: - Здравствуйте товарищи духи!
– Здра жлаем тарищ дед!
– наконец сообразили духи.
Тищенко с Черкасовым довольно заржали. Чувствуя себя полноправным, послужившим своё черпаком, Нечаев пару раз солидно и снисходительно усмехнулся.
Воздух расплавленным стеклом плескался над плацем.
– Жара опять, - глянув на цвета застиранных армейских трусов небо, протянул Тищенко.
– А тут ебись с ними!.. Тебя куда ведут-то?
– Коровам хвосты крутить!
– Гы-гы-гы! Смотри не поотрывай там их! Слухай, я тебе к обеду зашлю кого-нибудь. На
– рявкнул в сторону духов Тищенко.
– Кто там пиздит в строю? Заскучали? Щас повеселимся! Ну давай, Сань, - сержант протянул руку, - а то вишь, козлодои застоялись... На спортплощадку погоню.
– Давай, Колян, поеби душков, как нас в своё время! Пирожки домашние повытряхивай из них!
– Черкасов весело оскалился.
– Насчёт молока замазано!
Попрощавшись за руку и с Нечаевым, Тищенко повернулся к уже взопревшему строю:
– Рановато шо-то мы потеем! Не побегали даже, а уже смотри-ка! А ну-ка, нале! Во!
Шмум-бум - развернулась сотня сапог.
– Правое плечо вперёд - бегом! Марш! Побежали, побежали, кони!
Под гулкий дробный топот Нечаев с Черкасовым сошли с плаца и направились к возвышающейся на холме, точно эллинский храм, светло-зелёной столовой. Черкасов вновь шёл, как и полагается, впереди, картинно держа руки за спиной. В полоборота повернув голову, он обратился к Нечаеву:
– Вот, тёзка, скажи мне - Колян ведь натуральный хохол - аж из Винницы! А я его зёмой зову. Почему так?
Нечаев пожал плечами:
– Ты и меня зёмой зовёшь. Звал то есть. Сейчас тёзкой вот.
– Ты и зёма мне, и тёзка. Просто тёзка круче намного, понял? Ты откуда, кстати?
Нечаев замешкался.
– С Орла я. Город такой.
– У меня по географии «пять» было. А вот у тебя по русскому, видать, одни «колы». Кто ж так говорит - «с Орла!»
«Все говорят», - подумал Нечаев.
Миновали главный плац. Развод закончился с полчаса назад, прикинул Нечаев - плац пустовал, все уже разошлись по объектам. Бати не наблюдалось. Лишь в офицерской курилке, прячась под навесом от солнца, толклись литеры и капитохи - штабные офицеры, им спешить некогда. Под их взглядами Нечаев почувствовал себя неловко, сжался весь, ноги почему-то начали заплетаться, и он чуть не споткнулся на ровном месте. С ужасом представил, как, гремя выроненным автоматом, растянулся бы на пыльном асфальте... Дёмин со свету бы сжил...
Нечаев повёл плечами. Подмышки, горячие и мокрые, противно слипались.
– О, вылупились! Охуели там от бумажек своих... Живого губаря ведут! Пиздец как интересно!
– вполголоса весело выругался Черкасов.
Словно расслышав, офицеры, как по команде, отвернулись и принялись обсуждать что-то.
Нечаев поддёрнул грязноватый брезентовый ремень автомата, и пряча улыбку, нарочито громко чиркнул несколько раз по асфальту подковками. Захотелось вдруг цвыркнуть длинным плевком сквозь зубы в сторону штабных, едва удержал себя.
Обогнули столовую со стороны казарм, скрывшись с офицерских глаз. У хозблока, вяло помахивая хвостом, стояла пегая кобыла Марья, впряжённая в цистерну на двух автомобильных колёсах. Вокруг её морды тучей кружили мухи. Марья фыркала и встряхивала ушами. Два зачуханых бойца в растянутых майках выливали из вёдер в цистерну отходы. Жирный повар-киргиз, стоя в дверях, наблюдал за их работой. Завидев проходящую мимо пару, троица разинула рты и замерла. Из распахнутых окон поварской высунулось ещё несколько физиономий.