Плата за молчание

Продель Гюнтер

Это разрешение было дано без проволочек уже на следующий день лично представителем обер-прокурора доктором Зоммером. Со всей возможной быстротой было назначено и погребение. Оно должно было состояться на тихом кладбище в лесу Лаухайде в понедельник 28 августа, в одиннадцать часов утра. Но еще до этого произошли события, грубо потревожившие вечный покой «в бозе почившего дорогого усопшего», как говорилось в немногих извещениях о времени похорон, разосланных вдовой Урсулой Бломерт.

Уже вечером того самого дня, когда умер Бломерт, между его вдовой, с одной стороны, и отцом и братьями - с другой, произошел крупный скандал. Мастер по ремонту

автомобилей Клеменс Бломерт, старший брат Пауля, только после закрытия мастерской от каких-то случайных людей узнал о трагедии. Хотя брат ее мужа жил в каких-нибудь пяти минутах ходьбы, вдова не удосужилась поставить его, как и отца покойного, в известность об ужасном событии и передать им прощальный письменный привет. Вполне естественно, что Клеменс хотел получить точные сведения о подробностях внезапно обрушившегося на семью несчастья. Он, как и старик отец, с самого начала сомневался в том, что Пауль покончил с собой. Они были убеждены, что человек, строго придерживающийся католического вероучения, уже из-за одних религиозных воззрений никогда не наложит на себя руки. К тому же они не видели причин, которые могли бы толкнуть Пауля на этот отчаянный шаг.

Но окончательно потеряли они веру в возможность самоубийства, когда Урсула предъявила им охотничье ружье, из которого якобы застрелился ее муж. Это было так называемое ружье запретного времени - бесшумное мелкокалиберное ружье, употребляемое в сезон, когда отстрел дичи не разрешается.

Бломерты происходили из мест, где охота весьма популярна и где поэтому все хорошо знакомы с такого рода оружием. Пауль тоже был опытным охотником, а какой же охотник станет стреляться из ружья, заведомо зная, что опасность изувечить себя и превратиться в калеку во сто крат больше, нежели вероятность сразу умереть?

–  И все же, - гордо выложила свои козыри Урсула, - Пауль застрелился из этого ружья. Хотите - верьте, хотите - нет, но это установлено полицией, и все мы видели раны на его голове.

Это была, пожалуй, решающая ошибка, допущенная вдовой. Не проявляя ни малейшей почтительности к заключениям врача, полицейских и прокурора, ни страха перед возможным скандалом, Бломерты потребовали показать им мертвого Пауля, и дать возможность собственными глазами удостовериться, что смертельное ранение было причинено мелкокалиберным ружьем.

Урсула категорически воспротивилась «осквернению трупа»:

–  Мы обязаны с уважением отнестись к решению Пауля. Мы не вправе нарушать его вечный покой.

Не получив согласия жены умершего, его братья уже на другой день попытались добиться официального постановления о вскрытии гроба. Но в Мюнстере им не удалось найти такого органа власти, который счел бы себя достаточно компетентным для принятия подобного решения. Когда же Бломерты обратились за советом и помощью к коллегам покойного адвоката, те, всплеснув в испуге руками, стали заклинать их не поднимать скандала.

–  Вы ничего не добьетесь. Прокуратура дала разрешение на похороны. Вы что же, намерены публично заявить, будто правовые органы пособничают сокрьтию преступления? Вы лишь оскорбите этим память умершего: он ведь тоже был юристом.

Но Бломерты не заботились об авторитете правовых органов и не видели, чем может повредить памяти умершего их естественное желание выяснить истинную причину его смерти. Это они считали своим правом, которого решили добиться с официального разрешения или без такового, пусть даже силой!

27 августа, за день до погребения, двенадцать мужчин -

представителей семьи Бломерт во главе с 80-летним отцом, одетые, как и подобает, во все черное, с черными повязками на рукавах, явились на тихое Лаухайд-ское лесное кладбище и, уже самим численным превосходством подавив возможность сопротивления, проникли в морг.

Догадки их подтвердились: Пауль погиб не от собственной руки. На лоб, висок и свод черепа были налеплены три больших пластыря. Единственная пуля, по официальной версии лишившая Пауля Бломерта жизни, никак не могла оставить после себя трех ран. Теперь Бло-мерты были непоколебимо убеждены в том, что Пауль убит, и ничего не могло заставить их отказаться от этого убеждения.

Итак, необходимо было помешать назначенному на следующее утро погребению и добиться постановления о вскрытии трупа. Но прежде всего надо было сделать заявление об убийстве. А дело происходило в воскресенье… В полицейском участке, куда обратились Бло-мерты, никто не мог решить столь затруднительный вопрос, и дежурный вахмистр порекомендовал им на другое утро отправиться в прокуратуру.

В понедельник, 28 августа, ровно в восемь часов утра, депутация Бломертов была у кабинета доктора Зоммера.

Зоммер появился в четверть десятого. Посетителям он разъяснил, что заявления об убийстве должны подаваться в письменном виде и быть обоснованными. Впрочем, что касается данного случая, то он не вызывает сомнений и не требует вмешательства прокуратуры. На возражение отца покойного, что характер причиненных Паулю повреждений исключает возможность самоубийства, в чем они, Бломерты, убедились сами, прокурор ответил, что их действия предусмотрены сводом наказаний и квалифицируются как нарушение неприкосновенности жилища, мятеж, нарушение воскресной тишины, осквернение кладбища и прочее…

Похороны были назначены на одиннадцать часов. Бломерты приложили все усилия, чтобы вовремя попасть на место и воспрепятствовать погребению. С твердым намерением вести себя так, чтобы потребовать вмешательства полиции, после чего расследование всех обстоятельств станет неизбежным, они вошли в капеллу. Гроба на постаменте не было… Кладбищенский сторож объяснил, что по желанию вдовы покойного похороны были перенесены на более раннее время и состоялись в 5 часов 30 минут.

По предписанию, изданному мюнстерским управлением кладбищ, похороны производятся только в присутственное время. Для Лаухайде это означает: от 8.00 до 17.00. Кто разрешил Урсуле Бломерт нарушить это предписание и распорядился открыть кладбище в неположенные часы, до сих пор остается тайной. На этот счет в своде наказаний подходящего пункта не нашлось. В течение многих месяцев Бломерты тщетно искали адвоката, который помог бы им юридически обосновать заявление об убийстве и добиться эксгумации трупа Пауля. Ни один из мюнстерских адвокатов не брался за это. Все твердили одно и то же:

–  Бросьте это дело. Оно будет стоить денег, хлопот и волнений - и все зря. Покойного вам не оживить.

Наконец заведующий одной из адвокатских канцелярий, взяв с Бломертов торжественную клятву, что они его не выдадут, составил за 150 марок заявление об убийстве и ходатайство об эксгумации трупа.

Время шло, а ответа все не было. В начале апреля 1962 года Клеменс Бломерт вместе с отцом снова посетил кладбище, чтобы поручить садовнику обновить цветы на могиле Пауля. Урсула Бломерт, тем временем ставшая личной секретаршей Густава Краббё, не интересовалась могилой покойного мужа.