Платье для смерти
Шрифт:
– Что если мы никому не скажем? Я имею в виду о нас, - предложила она.
Джереми выгнул одну бровь.
– Ты еще не сказала Руби?
– Ну, да, Руби знает, и да, я знаю, что у нее язык как помело, как правило, но, давай держать это в тайне. Чуть ближе к телу. Да, они узнают, но это даст нас необходимое время, чтобы, возможно, меня восприняли как дизайнера всерьез.
Он посмотрел на её руку, зажатую в своей.
– Ты отдаешь мне все, но лжешь ты плохо, и они узнают. Не думаю, что ты понимаешь, как все это будет.
– Позволь мне тогда, побыть в
Он положил руки ей на щеки.
– Я тоже счастлив, я могу попробовать, но твое незнанье долго не продлится.
***
Джереми пробегал, по меньшей мере, восемь километров каждый день. Когда она была его раскройщиком, и они встречались в семь тридцать каждое утро на кофе, он просыпался в пять тридцать, чтобы сделать все физиопроцедуры и выпить все лекарства, пробежать, принять душ, купить кофе и сидя с ней рассказывать о бизнесе, как о плохо ведущем себя общем друге.
Как только они стали встречаться, и его лофт стал местом их вечерних свиданий, распорядок дня поменялся. Он вставал раньше ее, делал физиопроцедуры, чтобы очистить дыхательные пути. И хотя Джереми пытался защитить ее от этого, звуки, исходящие из второй ванной, были тревожными, громкими и гортанными. Если это был обычный рабочий день, Лора уходила, пока он бегал, и встречала его в офисе. Если они решали взять выходной или пойти на работу попозже, она слонялась без дела по лофту и ждала его, готовя завтрак, листая книгу или дремала. Сидеть долго без дела Лора не умела, поэтому иногда она отвечала на электронные письма или проводила телефонную конференцию с их людьми в Гонконге. И, хотя она официально не работала над импортными вещами Джереми, «Портняжки» расширялись, и ей нужно было изучить и эту сторону бизнеса.
На утро после того, как обнаружилась подмена шафранового платья Брунико с застегивающейся клёпкой на манжете, Лора, одетая только в рубашку, растянулась на ковре, делая зарисовки для «Портняжного Сэнвича». Джереми вошел, кашляя и весь в поту. Под мышкой у него были зажаты газеты, из настоящей бумаги из настоящей целлюлозы. Пока все остальные проверяли новости в Интернете, Джереми все еще читал бумажные газеты.
Он много кашлял после пробежек.
– Ты меня убьешь, - сказал он между хрипами. — Ты же знаешь, что происходит, когда ты не надеваешь одежду.
– Мне холодно, - пробормотала она, хотя это было совсем не так. Система вентиляции поддерживала температуру на уровне двадцати пяти градусов независимо от времени года. То, что действительно раздражало ее, были изогнутые фигуры в ее альбоме. Она не умела рисовать. Могла драпировать и шить, но не дружила с карандашом и бумагой. Лора сунула под себя листы с фигурками в одежде, которая совсем не отражали того, что она хотела сделать, с маленькими зарисовками лекал для ее лучшего понимания. Руби, однако, была похожа на большинство людей, и не могла понять из мини — лекала, как и что должно выглядеть. И Руби была той, кому она должна была донести свои идеи.
– Мне нужно идти.
– Джереми указал на заднюю ванную комнату, где делал процедуры, и ткнул в нее пальцем.
–
– Когда — нибудь твое тщеславие убьет тебя, - сказала она, но он уже был в ванной, за закрытой и запертой дверью.
Лора притянула открытую газету ближе. На третьей странице была изображена Филомена Брунико, живая, здоровая, в шафрановом платье, изображенная с детальной точностью, какой она была при жизни. Заголовок гласил: «Украдено». В углу были размещены фото Джереми и Барри, слишком взволнованные, чтобы красоваться на страницах газет.
Джереми вернулся из ванной двадцать минут спустя, приняв душ, побрившись, почистив зубы, облегченно дыша и выглядя как Бог в джинсах и футболке.
Она потянула ему газету.
– О, смотри. По данным «New York Post», вы виноваты в том, что не провели перекрестную проверку на подлинность.
– Бернард Нестор получит взбучку. Страховые компании угрожают не иметь с нами дело на следующих проектах.
– Ты должен прочесть «Times».
– Она протянула ему газету, показывая, то, что прятала под собой.
Он указал попытки сделать наброски.
– Что это за фигня?
– Оставь. Ты же знаешь, я не умею рисовать.
– Она бросила карандаш и перекатилась на спину.
– Иди сюда.
Но он ее не послушал, что было крайне неожиданно. Вместо этого он пошел в свой маленький кабинет.
Она услышала, как он роется в сумке, и села:
– Что ты делаешь?
Он вышел с охапкой журналов и бросил их на пол перед ней.
Она посмотрела на обложки.
— Это кажется из девяностых.
Он бросил кучу маркеров для рисования на ковер и лег рядом с ней.
– Ладно. Вот что ты делаешь. Находишь позу, которая показывает части тела, которые тебе надо отобразить.
– Он посмотрел на ее альбом и ткнул на одну из ее мини — выкроек.
– Здесь тебе нужно изобразить пройму, так что… - Джереми нашел фотографию модели с поднятой рукой в прозрачном просторном платье, слишком безвкусном и устаревшем. Зубами открыл маркер, приложил лист бумаги к странице журнала и начал ловко обводить линии тела, игнорируя старое платье. Он говорил, держа в левом углу рта колпачок словно зубочистку. — Твоя проблема, что ты пытаешься нарисовать все тело, но для этого у тебя нет навыка. А все твои проблемы в том, что ты неправильно выбираешь позу. Тебе просто нужно взять готовое тело, и визуально наложить на него рисунок.
– Это прекрасно, - сказала она, пока он делал последние штрихи. Он мог рисовать что угодно.
– Дай мне попробовать.
Она нашла позу и образец, который бы ей соответствовал. Джереми наблюдал, как она рисует длинную юбку с тюрнюром и небольшую жилетку на журнальной фотографии женщины в джинсах и безрукавке, добавляя темные оттенки и преувеличивая тюрнюр.
– Получается, но не так хорошо, как у тебя, - сказала она.
– Ваша коллекция прекрасна.
– Он сграбастал ее в объятия. — Я редко тебе это говорю. «Портняжки» - это та линия, которой я хотел бы заниматься.