Платина и шоколад
Шрифт:
— Вам нужна грязнокровка. А не её с-семья. Грязная кровь, ритуал — и проклятье ис-счезнет. Если оно не укоренилось в голове твоего с-сына.
Несколько минут Логан потрясённо молчит. Конечно. Они ни разу не убивали детей. Только взрослых магглов. Но нужны были не магглы. Нужны были нечистокровные маги.
Столько дней… столько месяцев в неправильных поисках лекарства…
— Тогда почему это вышло из Курта после первого ритуала? Была убита семья магглорождённого волшебника.
— Потому что у кого-то из них были задатки волш-шебника!
Стены магазина будто начинают стискивать сознание, заключая его в клетку. От давящих запахов становится тяжело дышать.
— Лучше бы тебе поторопитьс-ся, — Картала снова усмехается, не отрывая своих змеиных глаз от лица мужчины.
— Сколько нужно проклятию, чтобы укорениться в нём?
— Проклятье нельзя прос-считать, глупый человек.
— Мне нужен ответ. Нужно ускорить поиски, но знать сроки, — голос скован терпеливой вежливостью, но Логан чувствует, что надолго его не хватит. И лучше бы ей ответить поскорее. — Скажи, сколько у меня времени.
На раздумья уходит пара секунд.
— Дай мне руку.
Прикосновения к колдунье никогда не проходят даром, говорил когда-то отец. И Логан никогда бы не коснулся, пребывая в добром здравии. Но не сейчас, когда это может помочь. Если это хотя бы чем-то поможет Курту. Он готов был умереть на этом месте, если это избавит сына от смерти, живущей в его голове.
Смерть за смерть. Смерть ради жизни.
Какая ирония. Вечная ирония этого мира.
Пальцы ведьмы сухие и холодные. Если закрыть глаза, можно представить, что под ладонью остывший песок. Но глаза закрывает она. Всего несколько мгновений — и воздух вокруг будто сгущается, а затем совершает ощутимый толчок, отстраняя колдунью от Логана.
Снова запах сырой земли и глины.
— У тебя нет времени, — шипит Картала.
— Что?..
— Мало… очень мало.
— Сколько?
Колдунья подвывает под нос, начиная раскачиваться из стороны в сторону, и Логан замечает, что кожа на её щеках начинает меняться, становясь слишком гладкой, отдавая болотной зеленцой. А затем проявляется чешуя.
— Ответь мне, сколько!
Он бьёт ладонями по прилавку, и изумрудные глаза, разрезанные тонким зрачком, вспыхивают.
— Не больше недели! Не больше недели! Это почти случилос-сь! Почти случилос-сь!
Она вопит как ненормальная. Словно она и есть то самое проклятие, которое осознало, что сможет убить человека. Сможет навсегда остаться в голове Курта, поедая разум.
Потом поднимает голову и снова начинает хохотать, а Миллер смотрит, ощущая, как сжимается сердце. Как ноги делают шаг. Затем ещё один. Как тело почти выталкивается за скрипучую дверь, и ноги несут туда, где есть воздух. Несмотря на ноябрьскую мелкую снежную пакость, летящую с неба, кажется, что всё вокруг раскалено. Вот-вот загорится.
Нет времени. Нет времени.
И ему кажется, что этот хохот врезается ему в спину. Вкручивается в плоть и сверлит изнутри.
* * *
Сову их семьи всегда было
Сейчас сидела на подоконнике и вычищала свои влажные перья, слегка хохлясь от холодного ветра, который заносил в открытое окно мелкие снежинки. Курт наблюдал за птицей, в привычной манере водя пером по губам.
Был день, и было тихо.
В гостиной и в голове. Лишь из самого угла сознания тихо доносились какие-то наполовину задушенные напевы неясных голосов, перебитые стонами органа. Он мог поклясться — это была музыка. Почему именно музыка? Видит Мерлин, он никогда больше не сможет слушать игру инструментов, хотя любил её с самого детства.
Что сейчас думать о том? Что сейчас думать…
Взгляд опустился на строки, написанные знакомым почерком отца. Письмо было коротким, как никогда.
Такие короткие письма пишут, если новости совсем плохие. И то, что сообщалось здесь, выбивало из колеи. Теперь Миллер понял, как это. И что обозначает выражение: выбить почву из-под ног.
Но страх был секундный, стоило прочесть начало письма. В котором отец сообщал, что всё, что они делали, это “ не то, что нужно”. И следующее: “ я был у Карталы”. Чёрт возьми.
Дальше слова читались как-то лихорадочно-быстро, глотались окончания, и приходилось перечитывать, отчего терпение накалялось просто до предела. А когда смысл написанного коснулся сознания, снова был шок. И почти ненормальное облегчение, смешанное с безумным страхом.
“…я надеюсь, что ты сделаешь всё в кратчайшие сроки, Курт, потому что времени очень мало. До конца этой недели ты должен попытаться найти среди учеников магглорождённую ведьму, и что-то в тебе, по словам Карталы, отзовётся на неё, почувствует, возможно, испугается. Я немедленно начну подготовку к ритуалу. Это займёт пять суток, и за это время ты обязан найти её. На этот раз всё нужно сделать особенно тщательно. Это наша последняя попытка. Не упускай из виду данный факт”.
Несколько долгих секунд Миллер смотрел на письмо, оборванное, будто на половине. Будто отец хотел написать что-то ещё, но просто не смог. Или же слишком торопился.
Возможно, через неделю будет поздно.
Курт прислушался к себе.
Повторил эту мысль про себя несколько раз, прежде чем понять, что почему-то ему не страшно. Только какая-то отдавшаяся вдруг болезненным толчком пустота в районе сердца.
Рука против воли легла на это место, ощущая точные удары. Оно может остановиться. Если последний ритуал не приведёт к излечению, проклятье доест его окончательно.
И неприятный холодок пробежал вниз по спине. Словно капля воды. Курт не хотел смерти. Конечно, он не хотел смерти, потому что смерти не хочет никто.