Плавни
Шрифт:
Он не нашел утром никого на условленном месте и помчался в соседний хутор, но узнав, что полковник Дрофа в лагере, решил оставить коня на хуторе и идти на остров.
Тимка хорошо знает плавни. С детства он охотился в них с отцом и братом. Подождав еще немного, он отыскал знакомую прогалину и смело нырнул в камыши. Было уже далеко за полдень, когда Тимка, продрогнув от холодной воды, искусанный комарами, весь в грязи, добрался до лагеря полковника Дрофы.
На довольно большом острове ровными рядами были выкопаны длинные землянки. В них жила пехота. Кавалерия есаула Гая скрывалась
Тимка раздвинул последний слой прошлогоднего камыша и, дрожа от холода, вышел на остров.
В лагере отдыхали. Казаки группами и в одиночку развалились на бурках и шинелях, греясь на солнце.
На крыше офицерского домика стояли два тупорылых пулемета, возле них спали дежурные пулеметчики и прохаживался часовой.
Едва Тимка показался из камыша, как его заметили и окружили плотным кольцом.
Вопросы и возгласы сыпались градом. Толпа росла. Но истомленный усталостью, Тимка молча опустился на землю.
— Хлопцы, да он с карабином и при шашке, — раздался чей–то удивленный голос.
— Должно, насовсем к нам прибег. Видать, в станице что–то случилось.
Бесцеремонно растолкав толпу, к Тимке подошел дежурный по лагерю. Он снял с себя фляжку и подал Тимке. Тот жадно прильнул к ней губами, но сейчас же с отвращением выплюнул. Вокруг засмеялись.
— Что, крепкая?
— Ишь, скривился! Не по вкусу, что ль?
— Выпей немного, — посоветовал дежурный. — Ты совсем мокрый, заболеешь.
Тимка, проглотив несколько глотков самогонки, с трудом поднялся на ноги.
— Ну вот. А теперь ступай к полковнику, — сказал дежурный. — Вон она, его землянка.
Полковник полулежал на походной койке и что–то говорил стоявшему возле него офицеру. Тимка остановился у входа и вытянулся, приложив руку к папахе.
— Дозвольте доложить, господин полковник. Прибыл с пакетом от начальника гарнизона.
Офицер быстро обернулся и дружески улыбнулся. Тимка узнал в нем своего брата. Полковник встал и, подойдя к Тимке, взял письмо. Затем, узнав о том, кто такой посыльный, полковник похвалил:
— Молодец у вас брат, хорунжий; Молодец! — И, заметив, что на Тимке надеты карабин и шашка, удивленно спросил: — Это что ж, уж не совсем ли к нам пожаловал?
— Никак нет, господин полковник, а только я теперь боец второго взвода конной сотни гарнизона.
— А кто ж тебя в гарнизон принял? Петров?
— Никак нет, — Хмель.
— Хмель? — полковник посмотрел на Тимкиного брата.
Нет, каков, а? Мы только собирались завести в
конной сотне своего, надежного человека, а он уже тут как тут! Вот что, хорунжий, заготовьте приказ по отряду о производстве вашего брата в младшие урядники. Да дайте ему стакан самогона и что–нибудь горячее, а то у него зуб на зуб не попадает.
Обласканный полковником, Тимка вышел из землянки с сияющей физиономией. Придерживая шашку, он пошел к ожидавшей его группе одностаничников.
Тимку снова засыпали вопросами о том, что делается в станице, о родных и знакомых, о сотне Семена Хмеля — и он еле успевал отвечать.
— Негоже казаку шпынем быть!
Все смущенно умолкли. Тимка поднялся и стремительно пошел на обидчика, но его перехватил за пояс рыжеусый казак с лычками старшего урядника.
— Брось, Тимофей. Не связывайся… Давай лучше споем!..
Петь Тимка отказался и ушел в землянку.
К вечеру в лагерь вернулся с группой казаков Тимкин отец. Старый вахмистр, выслушав сына, долго молчал. Тимка не мог отгадать — доволен отец его поступком или нет. Он с затаенной тревогой посматривал то на седую голову отца, то на его грудь, увешанную крестами и медалями.
Наконец Григорий Шеремет заговорил:
— Служи им, сынку. Что ж робить… ежели треба… мо души им николы не продавай.
Только тогда заметил Тимка, что отец сильно пьян. Старый Шеремет говорил еще что–то о скором возвращении в станицу, но огорченный Тимка уже не слушал. Он лег на нары и притворился спящим.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Вскоре после стычки с гарнизоном Гай, выслав небольшой отряд на ближайший к Старо — Минской хутор, увел свои согни в сторону Кущевки. Отряду же приказал продержаться на хуторе три–четыре дня, после чего уходить в плавни.
Семен Хмель, узнав о занятии хутора, в тот же вечер выехал туда со своей сотней и двумя пулеметными тачанками.
К хутору подходили под утро. Часовых удалось снять без особого шума. Вместе с другими казаками Тимка окружил хуторской двор. Сильно билось его сердце. «Вот сукины дети! — думал он тревожно. — Да неужели никто не проснется. Ей–богу, порежут их, как курчат».
Большая собака, привязанная на цепь, от злости грызла доски забора, но, к удивлению Тимки, не лаяла.
— Тьфу!.. Да ведь это волк! — вспомнил он рассказ отца о том, что Мокроус держит вместо собаки ручного волка. С досады Тимка запустил в него камнем. Волк рванулся с цепи, захрипел и вдруг взвыл таким диким голосом, что у многих мороз пробежал по коже. Тимка радостно слушал тоскливый волчий вой. «Теперь–то уж проснутся». Но в доме было по–прежнему тихо, и лишь на возу, стоявшем посреди двора, кто–то зашевелился.
— Та хай тоби бис! Щоб ты сдох, клятая вражина!
— Да никак это Ванька Храп?! — обрадованною прошептал Тимка. — «Ей–богу, он. Нет, какой сукин сын…» — волновался Тимка, увидев, что Ванька повернулся на бок и натянул на себя не то рядно, не то бурку. Он решил запустить в Храпа камнем. Уже оглянулся по сторонам, ища что бы бросить, когда вблизи раздался приглушенный голос взводного.
— Не замай пса!
Волк перестал выть и, гремя цепью, рванулся к забору. Тимка улучил момент и ударил его по морде плетью. Тот взвыл и отпрянул в сторону, но лишь на миг, чтобы вновь броситься на забор. Возле самого Тимкиного лица щелкнули волчьи клыки. На этот раз волка ударил сам взводный. Удар взводного пришелся по волчьему глазу, и ночная тишина вновь огласилась зловещим волчьим воем. Ванька Храп поднялся с воза.