Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2018
Шрифт:
путь заново. ибо вечность – громадный засов
на воротах невыразимого, невыносимого.
но мы можем открыть любой замок —
любовью, перышком, ошибкой. ибо
мы сами ключи от невидимых дверей,
наша сила – в любимых устах,
в стремлении к совершенству, в добрых глазах…
но, о вечность, ты совсем не веришь в нас,
ибо Бог азартен – рулетка созвездий запущена.
и Он ставит наши жизни на числа, но
что же он такого хочет выиграть,
если готов нас проиграть?..
Константин
Нелюбимых больше нет
Родился в 1976 году в Челябинске. Поэт, драматург, публицист, педагог. Лауреат литературных и театральных премий. Автор пяти книг поэзии и прозы. Печатался в изданиях «Урал», «Юность», «Литература», «45-я параллель», «Порт-Фолио», «Двоеточие» и др. Участник Антологии современной уральской поэзии и Антологии «Русская поэтическая речь». Соорганизатор поэтического фестиваля «IпВерсия». Автор и участник многочисленных просветительских и культурологических проектов.
Вернусь. На меркнущем исходе,
в очках, с протезом, с костылём —
когда подснежник верховодит,
истошным солнцем опалён;
как будто впереди не ужас,
позади не долгий век,
вернусь, твоей опушке нужен,
забытый всеми имярек.
Вот здесь с ребятами когда-то
из палок делали мечи
и бились жарко, как солдаты,
клинки скрестивши, как лучи,
потом, собрав смолы в жестянку,
творили кроху-костерок,
от комаров зудели ранки,
а костяники было впрок.
…Теперь иные нянчат внуков,
иные держат речь в суде,
и это даже не разлука —
другого просто нет нигде.
Всё больше пилят по живому
на жёлтой просеке стволов,
и мутно озеро, как омут,
и жалок рыбака улов.
Я – пепел, вылетыш, обрубок,
опилка, съетая пилой,
найду консервный старый кубок
с сожжённой заживо смолой,
склонюсь над этим старым кладом,
такой же стылый и ничей,
и мне в лицо ударит радость
под деревянный звон мечей.
И я пойму, что расплатился
за каждый жёлтый миг сполна,
Вот потому и возвратился
к тебе, где сосны и весна,
что за весной – уже не лето,
хоть зарастает среза след,
И нелюбимых больше нету,
но и любимых тоже нет.
«Положи этот камень на место…»
Море глотать не хочет один голыш.
Даже лизнуть – нет, думает, не лизну!
Море других полощет вовсю, но лишь
Он подвернётся – сворачивает
Как ни старается сдвинуться он к воде,
Как до холодной кромки ни тянет бок,
Белая пена не жаждет им овладеть,
В чёрном песке своё хороня жабо.
Чем не сумел угодить Посейдону он,
Кто его проклял, чёрного, как кулак? —
Братьев его орошает солёный сон,
Этот же – сух и тяжек, горяч и наг.
…На берегу у самой воды стоишь,
Брызги, как поцелуи, ловя лицом.
Море глотать не хочет один голыш,
Ну, а тебе что за дело, в конце концов?
Нам ли в расклад этот тайный, пасьянс глухой
Лезть, исправляя порядок заветных дел?
Но, осторожно погладив голыш рукой,
Будто случайно сдвигаешь его к воде.
Может быть, план Вселенной сейчас задев
Или нарушив движенье незримых сил,
Ты на себя навлекаешь священный гнев —
Ради того, чтобы камень дышал и пил.
Вот так заговоришься с Сашкой,
Толкнёшь прохожего невольно,
Он обернётся – трезвый, страшный:
«Что, сука, места мало, что ли?»
И вмиг от Фета и Бальмонта
Очнёшься – под реальным взглядом
Глазниц внимательных и плотных:
Забылся, где гуляешь, падаль?
Скользи вдоль бортика, по кромке,
Плюгавый пасынок культуры,
И Фетом ссы не больно громко,
А то оближешь арматуру.
Тебя тут вытерпят, но если
Нечаянно добавишь звука,
Любой, любой укажет место
Твоё на этом пире, сука.
…Горят игривые рекламы,
Манят красивые витрины,
И он уходит – вечно правый
И мной уже почти любимый.
Спешащих пешеходов лица
Неоновым синеют светом.
Догнать бы надо, извиниться —
За Сашку, за себя, за Фета.
По лесопарковой зоне бродя кругами,
Не удержусь и выдохну полной грудью —
Что, мол, скулишь-то, будет тебе другая!
Сердце в ответ насмешливо замигает:
Будет другая, а этой уже не будет.
Долго скрывала свою нелюбовь ко мне ты.
Вот дождались: титры ползут в финале
Мимо кафешки, где грызли шашлык дуэтом,
Мимо скамейки, где дожидались лета,
Мимо сугроба, где дурака валяли.
Ныне позорным дозором, один, неспешно
Тщусь обойти руины владений наших