Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

Юрий завёл речь о распре среди литовских наследников. В дополнение к отцовым речам узнал, что старшие братья не сопротивлялись властолюбию Якова-Ягайлы. Княжили в своих уделах и тем довольствовались. Лишь дядя Кейстут возмутился явному беззаконию, поначалу даже пленил племянника, однако же потом отпустил, простил. И ошибся. Ягайло заманил его в мрачный замок Крево, бросил в темницу, велел задушить. С тех пор у властолюбца борьба с двоюродным братом Витовтом Кейстутьевичем. У последнего в друзьях тевтонские рыцари. Ягайло же их боится, ибо воин из него

аховый. Однако же сумел надеть в Кракове королевскую корону, объединил Литву с Польшей...

Тут княжичу захотелось узнать подробнее, как удалось невоинственному Ягайле столь внезапно возвыситься. Оказывается, отнюдь не внезапно. У Ядвиги, муж коей по завещанию покойного короля должен стать наследником, имелся к тому времени рыцарь сердца: Вильгельм, герцог австрийский. Они вместе воспитывались. Но не по нраву пришёлся польским вельможам тот герцог. Что он мог дать? А тут - послы от Ягайлы. Литовский князь предложил большую часть отцовских сокровищ да ещё целое государство в придачу. Даже дал отступные Вильгельму.

–  Бедная Ядвига!
– пожалел Юрий.

–  Ей предложили апостольский подвиг, - сказал Морозов.
– Преодолеть отвращение к низкорослому толстяку, зато обратить в истинную веру заблудший народ литовский.

Правда, Вильгельм оказался не столь уступчив: неожиданно появился в Кракове. Ему запретили вход в замок. Однако влюблённые встретились во францисканском монастыре. Страсть возобновилась с той силой, что они обвенчались. После чего Вильгельм вздумал пользоваться супружескими правами уже в самом королевском замке. Оттуда он был с бесчестьем изгнан вельможами. Ядвига намеревалась уехать вместе с ним, но её удержали силой.

–  Бояре, - заключил Юрий, - вершат дела при государевой слабости.

–  Да, - подтвердил Морозов.
– После бегства Вильгельма они сызнова начали убеждать королеву стать женой князя литовского. Позволили отправить посла, дабы хорошенько вызнать его наружность и нрав. Озолочённый посол донёс: Ягайло видом приятен, в обхождении добр, И Ядвига в прошлом году всё-таки сочеталась с ним браком.

–  Чем же может угрожать брату Василию нынешнее пребывание в Литве?
– хотел добраться Юрий до главного.

–  Ничем, - огорошил Морозов.
– Ягайло - враг наш ещё со времён Донского побоища - сидит в Кракове. Витовт - в Вильне. Ядвига прислала ему письмо: дескать, муж отдал ей княжества Литовское и Русское, то есть южную Русь. Значит, у неё право требовать дань от обоих княжеств. Нетрудно представить, что стал чувствовать к Ягайлу Витовт?

–  Прибегнет к помощи немцев?
– рассудил Юрий отцовскими мыслями.
– Отдаст им в заложники нашего Василия?

–  Хлопот будет рыцарям с заложником!
– возразил Морозов.
– Не проще ли Витовту с помощью Дмитриева наследника добиться союза с Москвой против Кракова?

У Юрия что-то оборвалось внутри. Словно воздушный дворец, как коломенская церковь, обрушился. И легче стало от этого, вздохнулось вольнее. Ощутил себя прежним, безмятежным, до дня безгрешным.

–

 Кто нынче у татуньки в первых советниках?
– спросил он.

–  Сам, поди, знаешь, кто, - отвечал Морозов.
– Фёдор Андреевич Кошка да Фёдор Иванович, сын казнённого Вельяминова, да Константин Дмитриевич Шея, внук Чётов...

–  Ты, - быстро перебил княжич, - тебя, коли приму власть, сделаю первым своим советником!

Семён Фёдорыч усмехнулся в светлые усы:

–  Что ж, история - сосуд мутный. Может быть, золотой венец падёт и на твою главу. Изволишь, - проси совета. Скажу, чем умудрил Бог.

По дорожке, крытой палыми листьями, к ним крупно шагал Борис Галицкий.

–  Хорошая весть!
– ещё издали крикнул он.
– Только что по Смоленской дороге прибыл гонец: княжич Василий Дмитрич едет домой! Он уже между Вязьмою и Можайском.

Юрий с Морозовым быстро пошли встречь благому вестнику.

Златоверхий терем кипел внезапными большими приготовлениями. Женская половина звонкими голосами постельниц, мамок и сенных девок напоминала птичник. С некоторых пор у Юрия не один, а два младших братца: пятилетний Андрей и двухлетний Пётр, с коим ныне возится переимчивая мамка Домникея. Её-то тепла и недоставало в этот час Юрьевой смятенной душе. Первой на его позов выбежала постельница, рябая Анютка. О Домникее поведала:

–  Нету. Как где возникнет, скажу, что звал.

В своей комнате княжич устроился не на ложе, на жёсткой лавке. Впал в тяжкие размышления: закогтил и не отпускает нечистый, лезет с грешными мыслями, столь грешными, что и духовнику не откроешь. Откуда напасть такая? Что за судьба предначертана? Поневоле пришло на ум случайное воспоминание, кажется, тётки Анны о том, что в лето его рождения совсем не шло дождя, скот и люди умирали от жары и засухи на Руси и в Орде. Тогда, как и нынче, плохое знамение было на солнце.

Юрий терзался изъянами внутренней своей сути. Внезапно пришла облегчающе простоя мысль: не родовые ли это пятна? Недавно Морозов между прочим сказал, что своенравие нашей природы отражается в русском характере.

Мы любим дразнить счастье, играть в удачу, выглядим лучше на людях, нежели сами с собой. А, возможно, это лишь кажется при растерянном разуме?

Окно потемнело, как давеча при затмении. В дверь заскреблись.

–  Войди, кто там, - откликнулся Юрий.

Вошла Домникея с подсвечником, поставила на стол. Не дала книжку читать, сама стала на колени у его изголовья.

–  Изголодалась по тебе, свет мой! Без счету дён не видела своего дитяти.

–  Уж не дитяти, - возразил он.
– Скорей глупого недоросля.

Сокровенный женский взор встретился со смутившимся взглядом княжича.

–  Ты для меня дороже родного сына, - жарко промолвила Домникея.
– Всегда красивый, всегда умный и не по возрасту взрослый.

Он порывисто обнял её.

–  И ты мне - человек ближе всех. Выслушай, Домникеюшка, исповедь, утоли сердечную боль. Отри слёзы, как в детстве, с души моей.