Пленник королевы фей
Шрифт:
— Я не хочу за него замуж.
— Глупости. Это ты сейчас так говоришь потому, что отвыкла от его общества! А придет время — заговоришь иначе, помяни мое слово.
— Этого не будет! Никогда! — воскликнула Дженнет. — Я люблю другого!
— Пора тебе забыть об этом! Мистер Бартон все равно, что мертв! Он не сможет покинуть волшебную страну, даже если очень захочет! Человеку вообще не дано туда попасть и тем более вернуться оттуда по собственной воле. Это как попасть на тот свет!
Тот разговор закончился ссорой, но оброненная матерью фраза о путешествии в волшебную страну запала Дженнет в душу.
Осенью темнело уже довольно рано, и отец Томас велел слуге прихватить с собой фонарь, чтобы освещал путь. Хотя все лето и первую половину осени стояла отменная погода, все-таки природа брала свое. Чары Мэбилон постепенно слабели. Пройдет еще немного дней, и они иссякнут, чтобы опять пролиться живительным дождем только следующей весной.
Еще год тому назад отец Томас весьма скептически отнесся бы к самой мысли о том, что королева фей может как-то влиять на жизнь обычных людей. Но этой весной он стал свидетелем чуда, повторяющегося раз в сто лет. И сознавал, что еще раз такое созерцать доведется разве что его правнукам. А там — кто знает, какая будет жизнь через сто лет? Священник слышал о существовании паровых машин. Не получится ли через столетие так, что машин станет больше, чем людей? Не откажется ли после этого королева Мэбилон и далее благословлять эту землю? Что тогда ждет добрую старую Англию? А весь мир?
Так думал преподобный отец Томас, не спеша запирая двери храма, когда к нему бросилась девушка:
— Святой отец, не уделите ли мне минутку вашего внимания?
В мыслях отец Томас был уже дома, с женой, племянником и племянницей, во главе стола, над тарелкой наваристого супа, и вздохнул:
— Ты желаешь исповедаться, дочь моя?
Девушка издала какой-то странный звук.
— Ах, святой отец…
При свете фонаря, который слуга держал над головой, отец Томас узнал мисс Дженнет Холл. Бедняжка! Ее стоило пожалеть. В маленьких городках новости разносятся быстро, и преподобный знал, что за нее сватается мистер Ольстен. И что вот-вот его попросят официально расторгнуть предыдущую помолвку, о чем будет сделано соответствующее оглашение. Надо только дождаться приезда жениха. Но невеста не выглядит особенно счастливой.
— Ты можешь идти, — обратился он к слуге, — и передай миссис Томсон, что я задерживаюсь… А ты следуй за мной, дочь моя!
Они вернулись в церковь, где священник проследовал сперва в ризницу, чтобы накинуть епитрахиль, а потом — к исповедальне.
— Простите меня, святой отец, — начала Дженнет, — я так грешна…
— Бог простит, дочь моя. Что у тебя на сердце?
Он и так это знал и не требовал ответа — вопрос был формальным, как и начало исповеди. И отец Томас не удивился, когда услышал из-за решетки:
— Святой отец, мистер Ричард Ольстен сватается за меня. Он приезжает на днях, и родные настаивают на свадьбе. Но я не хочу выходить за этого человека! Я его не люблю и никогда не смогу полюбить.
— Любовь важна в браке, — кивнул отец Томас, вспомнив свою жену. — Однако, порой ее можно заменить чувством долга, уважением… Наконец, бывает и брак по расчету, хотя церковь и не одобряет подобного. Что же, кроме нелюбви,
— Но святой отец, я — невеста Роланда Бартона! Вы сами оглашали в церкви наш союз!
Священник вздохнул. Миновало пять с половиной месяцев с его исчезновения.
— И ты желала бы отложить свадьбу с мистером Ольстеном на год? Венчаться следующей весной, пока не истечет срок…
— Срок чего? Траура? Но Роланд жив! Сердце говорит мне, что он жив! Я тоскую без него. Мне так плохо…Я в отчаянии!
Упав на колени перед скамеечкой, Дженнет закрыла лицо руками и расплакалась.
— Я не знаю, что мне делать, — причитала она сквозь слезы. — Я вся измучилась… Эти феи… они украли моего жениха! Они не могли этого делать! Не имели права…
— Что ж, такова судьба! — священник тщательно подыскивал слова, ибо и его собственная вера полгода назад была поколеблена самим фактом реальности фей. То, что он всю жизнь считал сказкой, оказалось правдой. — Нам остается лишь молиться за душу мистера Бартона. Попав в страну фей, он оказался вне лона церкви. И после смерти душа его неизбежно попадет в Ад, где ей до Страшного Суда придется гореть в ярком пламени…
Дженнет глухо вскрикнула сквозь слезы.
— Молись же за него, дочь моя, — продолжал священник. — Молись денно и нощно, верши добрые дела и не забывай о Боге, ведя праведную и честную жизнь. Только так, только своей верой и любовью ты можешь спасти душу твоего возлюбленного от уготованной ей страшной участи.
— Неужели нет надежды?
— Для того, кто попал в волшебную страну — нет. Увы, тут я не в силах ничего изменить! Могу лишь молиться вместе с тобой, прося у Господа и Пречистой Девы милосердия, ибо не по своей воле Роланд Бартон оказался в ином мире!
— Я, — Дженнет вытерла слезы, — буду молиться.
— Молись, дочь моя, и Господь явит чудо…
— Чудо? — она встрепенулась, снова приникая заплаканным лицом к окошечку. — Вы хотите сказать, что Он может вернуть мне моего Роланда?
Священник понял, что сказал что-то не то и попытался все исправить.
— Увы, но как не воскреснут мертвые до дня, покуда Ангел Господень не провозгласит день Страшного Суда, — торжественным тоном изрек он, — так и из волшебной страны никому нет возврата. Чудо же здесь будет явлено в том, что спасет Ангел душу Роланда Бартона из Адского пламени и вознесет ее в Райские кущи твоими благочестивыми молитвами.
— Значит, я его никогда не увижу.
— Никогда. Увы, но все равно, что мертв… Я читал старые хроники, повествующие о том, как в прошлые века королева Мэбилон выбирала себе супругов, — добавил он чуть мягче. — Меня интересовало, возвращались ли ее, так сказать супруги, с того света. Скажем, перед смертью, глубокими стариками…
Дженнет глухо вскрикнула, представив себе Роланда седым.
— Нет! Ни разу не было такого! Ни у кого нет власти вернуть из небытия то, что забрала себе королева фей!
В исповедальне повисла тишина. Преподобный отец Томас перебирал четки и гадал, когда же ему можно будет отправиться домой. Вроде он уже исчерпал свое красноречие и почти убедил девушку в том, что…
— А если, — он невольно вздрогнул, услышав в ее голосе решимость, — отправиться туда…
— Что ты говоришь, дочь моя?