Пленники Долины
Шрифт:
– Тебе не хотелось вернуться домой?
– Домой? – вспыхнула от негодования Люси. – Зачем? Возвращаться в нищету, к родителям, продавшим тебя неизвестно кому за сто монет?
– Они хотели как лучше.
– Может быть, – Люси неожиданно погрустнела. Вспышка гнева иссякла так же внезапно, как и разгорелась. – Что-то я заболталась, пойду, – попыталась она встать.
– Постой, – Адсон придержал Люси за руку.
– Ну, что еще?
– Спасибо.
– Не за что.
Адсон и Люси вновь улыбнулись друг другу. Ополченец проводил
Он отодвинул блюдо и уперся лбом в стол, ощущая потребность побыть одному. Когда поднял голову, обнаружил, что напротив скучает коренастый с залысинами тип. На нем была поношенная чуйка, наброшенная поверх несвежей поддевки. Сальные волосы зачесаны назад, косые баки курчавились на щеках.
– В такой холодный вечер нет ничего лучше глотка доброго вина. Я вижу, ты прекрасно в нем разбираешься, – польстил Адсону незваный сосед.
Ополченец благодушно кивнул и пригубил вторую чашу: теперь уже неспешно, глоток за глотком, смакуя изысканный вкус.
– Есть еще один способ согреться, – не унимался словоохотливый незнакомец.
– Какой же? – вяло поинтересовался Адсон.
– Женщина! Ничто так не согреет мужчину, как женщина. Ни одно из вин.
– Ну так сам им и воспользуйся. – Адсона начал раздражать навязчивый собеседник.
– Я-то воспользуюсь, а вот ты, кажется, давно пренебрегаешь. Зачем подругу прогнал? – Собеседник «хрюкнул» и придвинул бутыль к себе.
– Убирайся, знаешь куда?! – не сдержался Адсон.
– Эх, мил-человек, не ты первый. Куда меня только за всю мою бестолковую жизнь ни посылали, а я вот он, тут. – Оборванец рассмеялся.
– Мне не нужна ничья помощь.
– Ну, выбор, конечно, за тобой. Никто не станет принуждать, – как ни в чем не бывало, продолжал сосед.
– Тебе бы лучше заткнуться. Проваливай, – грубо оборвал собеседника ополченец.
– Говорят, у тебя был роман с дочкой Пита Бэкона? Верность, что ль, хранишь? – не унимался тот. – Наверное, трудно хранить то, чего никогда и не было?
Хмель слетел с ополченца, словно пыль со старого сундука, смахнутая тряпкой. Адсон не мог понять, то ли собеседник над ним издевается, то ли что-то знает.
– Ты знаком с Лией?
– Может быть.
– Что значит «может быть»?
– А то и значит: может, знаю, а может – и нет.
– Сколько?
– Думаешь, мне нужны деньги? – осклабился пропитоха. – Кое-кто хочет с тобой встретиться.
– Кто?
– Иди к маяку – там и узнаешь. А я тут подожду. Когда вернешься, получишь ответы на все свои вопросы, если, конечно, они у тебя еще останутся, – добавил незнакомец многообещающе.
Тропинка юркой змейкой скользила вверх. Справа к ней примыкала отвесная скала, слева склон резко обрывался – один неосторожный шаг мог стоить путнику жизни.
Миновав коварный участок дороги, Адсон вышел к маяку на поляне. На низком, задернутом тучами небосводе
Адсон пытался выглядеть спокойным, и если внешне ему это удавалось, то сердце… Сердце ополченца отказывалось слушаться. Оно билось, как бьется в кулаке озорного мальчишки неосторожный воробей. Лицо горело: может быть, от ветра, может – от выпитого вина. Адсон потер руками щеки и лоб, чувствуя, как огрубевшие ладони царапают кожу.
Его ждали. На противоположной стороне, у кромки леса стояла группа людей. Как только Адсон вышел из тени, одинокая фигура двинулась ему навстречу. Пройдя треть пути, незнакомец сдвинул капюшон, и рассеянный свет маяка выхватил из темноты лицо, о котором Адсон думал многие годы; лицо, ставшее назло времени еще прекраснее.
– Лия! – непроизвольно сорвалось с губ ополченца.
Адсон больше не слышал ветер, деревья качали ветвями в полной тишине. Весь мир словно отступил за непроницаемый для звука купол. И внутри этого купола находились всего два человека: Лия и он.
Лия Бэкон негромко произнесла:
– Ну, здравствуй.
Адсон попытался обнять любимую. Та мягко уперлась ему ладонью в грудь, не позволяя приблизиться.
– Что с тобой? – растерялся ополченец.
– За три года многое изменилось, – с грустью в голосе ответила девушка.
– Да, ты права, – согласился Адсон. – Но я по-прежнему рад тебя видеть, – с надеждой произнес он. Ему хотелось сказать «по-прежнему тебя люблю», но язык стал чужим и не слушался.
– Я тоже, – тихо проговорила Лия.
– Тогда в чем же дело? – удивился Адсон.
– Я же сказала, слишком многое изменилось, пока ты воевал за короля.
Последние слова Лия произнесла громче остальных, хотя в этом не было нужды. Невидимый купол исчез, застонали сосны, встряхнули ветвями-руками, будто собирались прогнать людей, склонили пушистые кроны-головы.
– Я воевал не за него, – возразил Адсон.
– Раньше ты говорил другое, что у тебя нет выбора, беспокоился, какое впечатление произведешь на товарищей.
– Зачем ворошить прошлое? Ты же сама говоришь, что многое изменилось. Вместе с этим «многим» изменился и я. Я думал о тебе каждый день. Засыпал с этой мыслью и с ней же встречал рассвет… – начал было Адсон, но Лия приложила к его губам палец.
– Помолчи, – медленно, тягуче, будто каждый слог давался ей необычайными усилиями, прервала ополченца девушка. – Слова красиво звучат, да недорого стоят.
– Зачем ты так?
– Как так? – насмешливо спросила Лия. – Ты не знаешь, что мы пережили зимой, когда мужчины ушли в поход. – Голос девушки дрогнул. – В городе почти не осталось опытных охотников. Они неделями пропадали в лесу, но мяса и птицы все равно не хватало. Ты когда-нибудь пробовал хлеб из дубовой коры? – неожиданно спросила Лия.