Пленники пылающей бездны
Шрифт:
Дектяреву удалось сесть в кресло. От вибрации он оскалил зубы, сжался, замер, не спуская, однако, глаз с приборов. Теперь вибрация проходила через тело частыми и горячими импульсами электрического тока. И жар от нее разлился в животе, медленно поднялся вдоль позвоночника, заполнил голову.
Прежде всего геолог обратил внимание на темно-синее поле экрана. Оно уже не было однотонным, оно искрилось. Искры были крупными, как снежинки, попавшие в полосу яркого света.
— Ага, началось! — вслух констатировал Николай Николаевич. — Вот она, борьба двух начал: жизни и смерти кристаллического
Показания приборов подтвердили его догадку. На глубине двухсот шестидесяти километров кончилась ультракристаллическая геосфера. Здесь давление превысило силы сцепления в кристаллах, и кристаллы, распадаясь, обратились как бы в пыль. Только пыль эта, вместо того чтобы быть подхваченной ветром, слилась в еще более плотное аморфное вещество. Молекулярная связь продолжала существовать. Анализаторы показали наличие в окружающей среде простейших химических соединений: окислов, карбидов, сульфидов. Более сложных соединений не оказалось. Почему? Возможно, мешала высокая температура. Но скорее всего не только она. Николай Николаевич угадывал наличие других, более существенных причин. После открытия Биронта уверенность в существовании таких причин крепла, но их вмешательство оставалось пока незримым и разгадать их суть было уделом самого Биронта.
Распад ультракристаллов освобождал ту энергию, которая заставляла оживать потухшие вулканы, вызывала землетрясения и причиняла человечеству немало бедствий.
Дектярев видел, как спустились к себе Михеев и Сурков. Они спешили к пульту управления. Теперь, как никогда, следовало быть начеку. В случае отказа автоматики придется вступить в борьбу со стихией самим людям.
Подземоход вздрагивал от ударов извне. Пол кабины принимал почти вертикальное положение, вибрация угрожающе нарастала.
В отверстии люка показались длинные ноги Биронта. Атомист пытался нащупать ими скобы. Раскачивание подземохода мешало ему. К тому же он, как и все, очень спешил оказаться у пульта.
— Да ведь он уж и не так труслив, — проворчал Дектярев, наблюдая за ногами Биронта. — Просто человек не в спортивной форме. Нет, сей муж определенно начинает мне нравиться.
Николай Николаевич встал, чтобы помочь Биронту. И вовремя. Очередной толчок выбил из рук Валентина Макаровича край люка. Атомисту прямо-таки везло на падения. Но на этот раз он угодил в богатырские объятия геолога.
— Благодарю, — сухо буркнул Биронт.
Едва Николай Николаевич открыл рот, чтобы сказать «пожалуйста», как новый толчок сбил с ног его самого. Падая, он всей тяжестью своего тела придавил тщедушного атомиста. Валентину Макаровичу показалось, что на него рухнули все двести шестьдесят километров базальта, которые простирались над подземоходом.
Когда же Биронт убедился, что вселенная осталась на месте, а придавил его только Дектярев, гневу его не было границ.
17
Вадим спускался по лесенке так быстро, как только мог. Мускулы его были крепки, руки легко выдерживали тяжесть тела, когда ноги теряли опору. На одну минуту он испытал сладостное ощущение настоящей борьбы. Нечто подобное переживали, наверное, мореплаватели далекого
В следующее мгновение в Вадиме заговорил конструктор. С тревогой подумал Вадим, что программные датчики вовсе не приспособлены к резким изменениям курса, что в любой момент может наступить неразбериха в сложном взаимодействии механизмов вплоть до того, что автоматы возьмут и выключат защитное поле.
Скорее, скорее к пульту!
В кабине, едва Вадим выпустил из рук перекладину лесенки, его вдруг с силой швырнуло в сторону. Пульт, стены, потолок — все завертелось в каком-то бешеном вихре. Вадим ударился затылком о стену. Несмотря на толстую найловойлочную обливку, удар оказался настолько сильным, что в глазах у него потемнело и на мгновение он потерял сознание.
Дело принимало серьезный оборот. Хватаясь руками за раму, за пульт, глотая воздух широко открытым ртом, Вадим кое-как добрался до кресла. Здесь он немного пришел в себя, наблюдая, как стремительно поворачиваются стены и потолок вот-вот станет полом.
Взрывы вокруг подземохода сливались в один грозный рев, от которого корпус машины грохотал подобно разорванному на части, подхваченному ветром листу железа.
Взгляд Вадима задержался на показателе давления. Нить прибора металась по шкале, за стенами кабины рвались настоящие водородные бомбы. Мгновенная нагрузка на обшивку корпуса достигала двух с половиной миллионов атмосфер, опрокидывая все предварительные расчеты. У Вадима волосы зашевелились на голове. Два с половиной миллиона сопровождались не менее сокрушительной вибрацией. Каждый рядовой конструктор сказал бы, какой это страшный союз и как легко он способен разрушить самое прочное техническое сооружение.
Нужно что-то немедленно предпринять. Каждая последующая минута может принести гибель и самому Вадиму и его спутникам. Но что? Вадим никак не мог сосредоточиться. Он привык решать вопросы в спокойной обстановке, в тишине. И оттого, что в голову ничего не приходило, Вадим впервые потерял самообладание. Вцепившись в подлокотники кресла, он с ужасом наблюдал за прыгающей нитью прибора.
Дальше случилось такое, чего он и сам не ожидал от себя. Его пальцы потянулись к маленькой зеленой кнопке. Нет, это не Вадим, а кто-то посторонний решил остановить подземоход и повернуть его обратно.
Прежде чем Сурков успел нажать кнопку, чьи-то сильные руки схватили его за кисти и с такой силой рванули в сторону, что он не усидел в накренившемся кресле и оказался выброшенным вон. Этому способствовал и сильный наклон подземохода. Вадим почувствовал себя летящим в пространстве, падающим в какую-то бездну. На мгновение перед ним мелькнуло суровое лицо Михеева, потом все завертелось, смешалось.
Его швырнуло сначала к одной стене… к другой… и опять обратно. Нечеловеческим усилием удалось ему поймать скобу. Ноги Суркова повисли в воздухе — так сильно вздыбился пол. Постепенно кабина приняла горизонтальное положение, но, ослепленный и потерявший всякую ориентировку, Вадим не решался разомкнуть судорожно стиснутые пальцы.