Пленники темной воды
Шрифт:
— Интересные рассуждения, — Дмитрий улыбнулся и шутливо поклонился. — Спасибо, Сергей Петрович, научили. Всё пояснили, всё рассказали. Одно только добавление, если позволите.
— Валяй.
— Ниточки-то к нам обоим потянутся, — всё с той же улыбкой сказал Дмитрий. — И я в нашей связке не главный.
— А тут, Дим, смотреть не будут, кто главный, — мягко ответил Корнуков. — тут ведь смотреть будут, кто деньги получал…
— И кто контролировал, — не отступал Дмитрий.
— Да что нам считаться?! — не выдержал Корнуков. — Если это Центр через кассира к нам подбирается, то уж будь уверен — обоих
— Кстати, — осёкся вдруг Корнуков, — тебе кассир с какого номера звонил? И на какой?
— С почтамта на гостиничный, — ответил Дмитрий.
— В общем так, Дима, — решительно сказал Корнуков, — если кассиру твоему не мерещится и он действительно «засветился», и «ведут» его ребята из Центра, то будь уверен — один его отслеженный звонок тебе, и можешь считать себя покойником. Меня, пожалуй, тоже. Нас уберут сразу же. Правда, перед этим немного побеседуют. Так, только чтобы пару деталей узнать… Так что советую все контакты с кассиром обрубить и выкручиваться самостоятельно. Своими, так сказать, силами и средствами. Хватит у тебя средств, чтоб все дыры закрыть?
— Вполне, — уверенно ответил Дмитрий.
«А ещё» подумал при этом он «есть и другой вариант. Дать кассиру «маяк», чтобы рвал в Германию… Как можно быстрее! И там — одна операция. Всего одна. И всё. Живём тихо, мирно, друг друга не знаем…»
— От Михайлова информация, — добавил Корнуков. — Делегация двенадцатого прибывает в Таллинн. Вместе с Лебедевым. Понимаешь, сколько времени осталось?
«Меньше недели» отметил Дмитрий. «Надо подстегнуть эстонцев…»
— Понимаю.
— 18 —
07 сентября, 1994, среда, 17.55, Таллинн, управление полиции
Старший комиссар полиции Хенрик Крулл не любил потенциально громких дел.
Судьба же, словно каким-то образом прознав об этой тщательно скрываемой его нелюбви, в последнее время с необычайной изобретательностью и старательностью подбрасывала ему именно такие дела.
Будто других, менее сомнительных, «подарков» ей было жаль для старого полицейского служаки, который и в куда более спокойные, советские ещё времена, умудрялся по той же странной милости фортуны или особому расположению начальства получать папки с наиболее скандальными (по тем, конечно, временам и по тем ещё масштабам) и громкими следственными материалами.
И Хенрик давно уже понял, что в таких делах оценён будет (со знаком «минус») разве только провал следственной группы.
Успех же, наоборот, будет воспринят как должное и в лучшем случае очередной счастливо делающий карьеру милицейский или теперь уже полицейский чиновник на каком-нибудь заурядном совещании скажет этак невзначай: «А помните случай тот, с двойным убийством? Ну, ещё в газетах были такие статьи с огромными заголовками. В управлении меня все только об этом деле и спрашивали, я уж не знал как выкрутиться… Так не подвёл
Такой вот благодарностью дело обычно и заканчивалось.
Конечно, и жаловаться было грех. Хоть карьера, возможно, и не блестящая, но и чинами Бог его не обидел. Рост по службе был ровный, без рывков. И без провалов.
Хотя какой-то чертёнок в потустороннем мире, что отвечал за мелкие и крупные пакости в делах полицейских чинов, явно старался старину Хенрика спихнуть в регулярно разверзавшуюся под его ногами яму.
Когда вчера, шестого сентября, в спокойно-расслабленный послеобеденный час (день уже давно за середину перевалил и сюрпризов особенных как будто не готовил) в его кабинете раздался звонок (казалось бы, вполне обычный, рядовой, так вполне могли бы позвонить и по поводу мелкой кражи в магазине или очередного угона машины с парковки у магазина) и Хенрик, подняв трубку, услышал голос (подумать только!) самого министра — он понял в доли минуты, что уж на этот раз злодейка-судьба нанесла ему один из самых разящих своих ударов.
Или чертёнок взял-таки реванш за прочие неудачи.
Голос министра подрагивал, словно готов был в любое мгновение сорваться на крик.
Нечасто Хенрик получал звонки лично от министра (если честно, то этот — третий), а уж звонок от министра в состоянии, близком к истерике — событие просто исключительное, из числа тех, о которых не грех упомянуть и в мемуарах (если, конечно, доведётся когда-нибудь их писать).
«Хенрик, там что-то невероятное. В местное управление полиции поступил звонок. Кажется, звонил какой-то хуторянин. В лесу взрывы, стрельба… Полиция для проверки направила группу, которая обнаружила в лесу, на дороге, километрах в десяти от основного шоссе сгоревшую машину и трупы. Похоже, там был настоящий бой. В деталях мне пока не докладывали, но и по отрывочной информации можно судить о размахе преступления. Похоже, покушение, и очень грамотно организованное. Знать бы ещё, на кого… Ты можешь себе представить, какая волна теперь поднимется в наших газетах? Да и не только в наших?»
«Представляю» мрачно ответил Хенрик.
«Русские и так кричат на каждом углу, что у нас криминальное государство и сплошные бандитские разборки… Они с радостью обольют нас грязью и на этот раз. Можно подумать, у них бандиты из рогаток друг в друга стреляют! А, между прочим, эта гадость лезет к нам из России и с нашего Северо-Востока! Сколько мы мучились с этой Нарвой… и мучаемся до сих пор!»
«Да, обстановка там…» вяло согласился Хенрик, заранее уже перебирая возможные варианты действий при расследовании этого дела, которое (он нисколько теперь не сомневался) поручат именно ему.
«Хенрик…»
Голос министра обрёл вдруг теплоту и особую доверительность.
«…ты — опытнейший следователь. Профессионал высочайшего уровня. Кроме того, ты профессионал, в лояльности которого я абсолютно уверен, что чрезвычайно важно ввиду деликатности данного дела. Эта бойня… это… в общем, расследование у меня на контроле и я хотел бы, чтобы в этой весьма сложной ситуации…»
В общем, чертёнок всё-таки спихнул Хенрика в яму и весело потирал сейчас волосатые свои лапки.
Впрочем, за вчерашний день сделать удалось немало.