Пленники вечности
Шрифт:
— И королевская служба кажется вам не хуже любой другой?
— Если бы вы предложили пойти под пана Сапегу или пана Лисянского — я бы еще подумал. А король есть король, действительно — служба ему ничем не хуже другой.
— И сколько же злата обещала вам Маржанка? Много ли успела заплатить?
Кривин назвал сумму и Ходкевич присвистнул.
— А не завираете ли вы вдвое, сударь мой разлюбезный?
— Не вдвое, а самую малость, — честно признался Кривин.
Ходкевич вытащил из раструба перчатки-краги аккуратно
— Вот вам рекомендательное письмо к ростовщику городка, мимо которого вы без сомнения проезжали по дороге в поместье. По нему он выдаст вам треть искомого злата. Остальное получите лично от меня, когда справитесь со службой.
— И в чем же она будет заключаться?
— Вы проследуете к северной границе следующим маршрутом.
Пока Ходкевич называл дороги, городки, мосты и развилки, Кривин вглядывался в его лицо, силясь понять, не шутит ли его собеседник.
— На месте вы приступите к патрулированию границы. Хоругвь должна быть готова по первому же приказу вторгнуться в Ливонию и занять следующие замки и переправы…
— Выходит — быть войне с московитами? Славно, давно того требует добрая половина Польши и святые угодники.
— Так вы готовы поднять хоругвь и идти на север?
— Честно сказать, — Кривин привалился к бревенчатой стене терема, — как только я увидел вас, королевского офицера, вместе с гусарами, да услышал про идущее сюда войско, то вмиг смекнул, что придется уходить.
— Вы проницательны, сударь.
— Того требует мое ремесло. Затея пани Маржанки прибрать к рукам столь лакомый кусочек с самого начала казалась мне сомнительной. Но не ведал я, что уйду с золотом и на верную службу.
Слово «верную» он особо выделил.
— Не сомневайтесь в моем слове, — сказал Ходкевич. — Я не собираюсь обманом удалять вас из поместья. Рекомендательная грамота не поддельная, служба на северной границе и впрямь нужна королю. Жаль только, что вы столкнулись в «Тридцати сарацинских головах» не с вербовщиком короля, а со служанкой этой авантюристки.
— Отчего же она авантюристка? Ближайшая родственница Громобоя, выросшая вдали от семьи…
— Сказки все это, Кривин.
Ходкевич засуетился, услышав голос разъяренной вторжением Маржанки, препирающейся с гусарами.
— Сделаем так. Сейчас вы велите своим людям выходить по одному и скидывать оружие на воз. Потом выведете их из города. Ручаюсь честью своей, очень скоро из ворот выедет воз со всей вашей справой. После этого можете вернуться назад. Наверняка вам будет любопытно и поучительно взглянуть на происходящее.
— Непременно. Так я и поступлю.
Гусары расступились, и Кривин направился к помещению, где забаррикадировались его люди.
— Эй, собачьи дети, слушайте меня. Воевать с королем мы не нанимались. А потому — выходите по одному, сабли и прочее кидайте на воз! Это говорю я, ваш голова,
После недолгой тишины послышался звук раскидываемой баррикады и появился первый ратник наемной хоругви. Оглядев двор, он сплюнул себе под ноги, подошел к возу и швырнул на него нагрудник и алебарду. Немного помявшись, присовокупил к этому и шлем.
— Ступай сейчас же наружу и жди остальных, — сказал Кривин.
— Принесла нас нелегкая в эти сарацинские земли, — проворчал воин, уныло бредя к распахнутым настежь воротам.
— Выше нос! Злато от нас никуда не денется, мы теперь будем на королевской службе.
— Интересная служба выходит, — буркнул воин. — Только что ошейник не успели напялить, и руки скрутить…
Следом за первым потянулись остальные ратники. Ходкевич не стал наблюдать за разоружением и направился внутрь терема. Маржанка встретила его гневными воплями. Выглядела она разъяренной тигрицей, глаза метали молнии, волосы находились в полном беспорядке, что придавало ей вид чистой фурии.
— Кто дал право вам вваливаться с саблями в личные покои благонравных людей? Я стану жаловаться, вас сгноят в казематах, Ходкевич!
— Насчет благонравности я умолчу, пани, — улыбнулся Ходкевич, снимая с головы шлем. — Что же до права, то дадено оно мне самим польским королем.
— Его величество конфискует эти земли в пользу короны? При живых наследниках? Мнится мне, что вы самоуправствуете, милостивый сударь.
— Живые наследники? Иной раз спрашиваю я себя — как таких земля носит?!
— Это вы о чем, пан кавалер?
— Извольте отдать мне ключ от подвала.
— Какого такого подвала? Вашим гусарам захотелось окороков и моченых яблок? Так обратитесь к прислуге!
— Вы знаете, о каком подвале идет речь. О сводчатом, с дубовыми вратами… Или прикажете силой его взломать?
Маржанка медленно отстегнула от пояса связку тяжелых ключей. Ходкевич протянул руку, но она резким движением метнула связку в пылающий камин, установленный здесь по рыцарской моде.
— Сами в огонь полезете, или гусаров кликните? — ядовито спросила она. — Глядите, как бы усики не опалить…
Ходкевич повернулся к ней спиной, пробормотав грязное ругательство.
— Эй, там, люди Кривина вышли? Кто свободен — ломайте дубовую дверь.
Маржанка издала звук, весьма похожий на рычание.
Когда разоруженная хоругвь вся собралась под стенами укрепленного поместья Жигеллонов, Кривин, влекомый любопытством, вернулся назад. Его впустили, и ворота замкнулись.
Как раз в это время тяжелая скамья, используемая гусарами в качестве тарана, сокрушила дверь в погреба Громобоя.
— Факел мне! — крикнул Ходкевич и пригласил командира наемников: — Следуйте за мной, милостивый государь.
Кривин нырнул вслед за королевским посланником под изящную резную арку.