Пленники вечности

Морозов Дмитрий Витальевич

— И все же прекрасен белый свет!

Жигеллон невесело улыбнулся этому его порыву.

— Молод ты еще, пан. Это благо, не растрать его понапрасну, как я сделал…

— Ну так как? — повернулся к нему Ходкевич. — Станешь мне про шляхетские вольности говорить, или дозволишь расположить гарнизон в усадьбе? Дело к войне катится, Громобой.

— Располагай здесь хоть целую армию. А как дело до войны дойдет, то и я за короля сражаться пойду. Гнетет сердце страшный груз, от такого только вино да война лечат.

— И добрая музыка, — рассмеялся Ходкевич. — Говорят, с солдатами прибыл

хороший бандурист. Не закатить ли нам пир?

Глава 8. Остров Отца Дружин

На реке Неве, в диком и почти необитаемом краю, справедливо именуемом Северной Пустошью, затерялся небольшой островок. Живи по соседству с ним люди, наверняка, обзавелся бы сей клочок земли недоброй славой. А то как же? Похоронить в таком месте человека — все равно, что обречь его бессмертную душу на вечные мытарства…

Остров идеально подходил под древнее проклятье, известное у многих народов мира — между небом и землей, ни на тверди, ни на воде. Он не был частью материка, ибо намыла вода песчаную косу; не был и водной вотчиной, ибо чьи-то заботливые руки натаскали на него дерн, вырыли ямины, засыпали жирный чернозем, высадили кусты и деревья. Странные, искривленные растения тянулись с островка в вечно пасмурные небеса над Невой.

И еще — там действительно хоронили людей. То там, то тут на островке темнели кучки землицы правильной формы, над которыми торчали сиротливо потемневшие от времени кресты. Но не только они. Какие-то рунические знаки, вообще невесть какие загогулины…

В общем — довольно странное место. И название странное — Остров Отца Дружин. Впрочем, как уже сказано, весьма немногие знали и о существовании странного места, и о его названии.

В описываемую эпоху жил на острове человек, имеющий к окружающей действительности еще меньшее отношение, чем сам Остров. Вернее не ко всей действительности, а ко времени, в котором оказался.

Островитянин родился отнюдь не в годы Ливонской Войны, а был выходцем из весьма отдаленной эпохи, которой еще только предстояло наступить. Провалился он во времена Иоанна, прозванного Грозным, вместе с группой, известной под названием Чернокрылого Легиона.

Но судьба его сложилась несколько иначе, чем у остальных собратьев по несчастью. В самом начале деятельности Легиона пришли в деревню опричника Зализы, пригревшего «провалившихся во времени», калики перехожие. То были отнюдь не бельмастые старики в рубище, с гуслями наперевес, воспевающие Илью Муромца, а двое совсем не дряхлых мужчин в простых и практичных дорожных одеждах, с посланием к опричнику от своего братства.

* * *

От века велись на Руси судные поединки. Устраивались они самым разным образом: мечом и топором, копьем и палицей, но также и голыми руками. Дело попранной чести еще не научились лукаво вверять служителям Фемиды, предпочитая Божий Суд.

Молодые и полные сил барчуки, да и выходцы из простонародья бились сами за себя, под внимательным взором толпы и справедливых Небес. А как же калеки? Люди в возрасте? У них что же, чести не имелось?

В ту эпоху люди относились к подобным материям весьма трепетно. Исходили предки из того, что

бог правду видит и, соответственно, не даст ее попрать. Ничего зазорного не видели люди шестнадцатого века в том, что вызванный на поединок приглашает вместо себя биться «профессионала», закладного бойца. Разумеется, предварительно общественности объяснялись резоны — почему имярек не вышел вступиться за попранную честь лично.

Соответственно, имелись в городах и селах мастера боев на ристалищах, и не только одиночки, от природы годные для кровавых потех, но и целые семьи, даже артели.

Тем и жили, «кидая шапку» вместо толстых купцов, дряхлых помещиков и калечных воинов. Ремесло денежное и смертельно опасное. Нетрудно представить себе, как горек был сей хлеб в эпоху отсутствия медицины в современном ее понимании, а также известной грубости нравов…

* * *

Самыми знаменитыми бойцами считались в Северной пустоши те, кого именовали каликами перехожими, скоморохами и иными названиями. Бродили они из города в город, из села в село. Работой никакой не брезговали, но более всего предпочитали биться на кулачках или оружными. Так называемый «народный театр», умудрившийся просуществовать до нашего времени, так же вышел из этой среды. Случались среди калик и знаменитые гусляры, и сказители… Чурались они только двух вещей — ратной службы на князей, да массовых драк «стенка на стенку».

Вот такие молодцы, овеянные мрачной и недоброй славой, явились на подворье Зализы.

* * *

Опричник Северной Пустоши имел в столице покровителя, боярина Толбузина. Московский боярин, будучи ранен, повздорил с кем-то, и повздорил крепко.

Дело дошло до судного поединка. И Толбузин нанял калику.

Скорее всего, если серьезно отнестись к идее Божьего Суда, кругом не прав был в споре покровитель Зализы, ибо его «наемная рука» проиграла. Мало того, сам закладной боец пал замертво. Случай почти небывалый, к слову сказать…

Но калики отступную сумму златом да серебром с боярина брать не стали.

— Ты отнял у нас человека, — сказали они. — Так человека и отдай.

Толбузин было осерчал, собрался гнать их взашей из усадьбы, но мудрая и повидавшая жизнь бабка отговорила.

— Навлечешь на себя горе. Калики — народ темный. Кто говорит — божьи люди, кто — чертовы. Но всяк тебе мудрый человек скажет: откуда бы ни брали они силушку свою, ее у них много. Проклянут — на весь род проклятье ляжет.

Толбузин бабкиных слов не испугался, но призадумался — а как станут артельщики мстить? Удар кинжала, яд, порча какая — что же ему, на улицу не показываться теперь? А потому решил отплатить, как попросили.

Артель бродячих скоморохов и бойцов пополнялась во все времена медленно. Говаривали даже в старину, что «приходят в полнолунье черные божьи люди к подворьям, и воруют детей». Сажают, дескать, в мешок и тащат в лес, где воспитывают злыдней окаянных.

Однако младенцев христианских калики требовать не стали. Сказали — сгодится молодой и крепкий телом отрок.

— Только сами выбирать станем. Нам не всякий подойдет.

Порыскали по деревням толбузинским, заглянули в дружину младшую.